Впрочем, ненадолго.
Её взгляд быстро вновь стал…
Пожалуй, правильнее всего будет сказать — мертвенно-счастливым.
' …детская любовь с первого взгляда — это так мило, Джон! — воскликнула Бритни. — Мир был бы таким прекрасным, если бы любовь действительно могла победить зло!
Начался дождь.
— К сожалению, Бритни, любовь, как одна из сильнейших эмоций, лишь подпитывает Бездну, — хохотнул Джон. — Как и любая эмоция! Как и любая мечта, как и любое мимолётное желание!
— Мы живём в таком страшном мире, Джон!'
Мистер Стивенсон, проявив неприлично много эмоций, хмыкнул. По космическому океану прошла волна, отправившись куда-то в неизвестность. Удивлённые ведущие только и успели, что переглянуться, как она, сквозь время и пространство, дошла и до них, взорвав им головы.
— Вы сами сотворили своё несчастье, прозвав его «Бездной». Нет ничего страшнее невежества.
Картинка на секунду пропала. Уже целые ведущие, натянув на лица фальшивые скромные улыбки, вновь сделали синхронный поклон.
'…лишь следствие, а не причина! — хохотнул Джон. — Мы уже ничего не изменим.
— Но нам безумно жаль за доставленные неудобства, дорогие зрители! — добавила Бритни'.
Пожилой мужчина не стал отвечать, сосредоточившись на доходивших до логического финала событий.
Счастливый Феликс, напрочь игнорируя волю толпы, улыбаясь, под недовольные возгласы людей поднялся прямо к самой малышке Мэри. Несмотря на то, что от его здравомыслия не осталось практически и следа, его глубинное подсознание всё ещё оставляло ему частичку личности, которая до самого последнего боролась с концептуальной силой по-настоящему ужасающего дара океана.
Среди толпы поднялись крики, родители Феликса в ужасе сжались, понимая, что даже в этой ситуации он умудрился поступить… нестандартно. Самым же ужасающим было то, что родители Феликса уже догадывались, что он хотел подарить.
Он умел рисовать. Любил. Вероятно, у него была потайная мечта стать художником, которую он в себе закапывал всю свою жизнь. Однако, хотел он того или нет, когда Феликс попал в океан, его мечта исполнилась.
Исполнилась ещё задолго до того, как океан стал похож на сам себя.
— Я хочу вручить тебе эту картину лично, идеальная-совершенная-прекрасная-чудесная малышка Мэри! — воскликнул Феликс, чьи глаза стали напоминать два провала в бездну. — Я попытался передать тебя такой, какой ты есть! Вложил все твои черты, всю твою глубину! Все твои желания и мечты!
Среди толпы представители Совета переглянулись. Чарльз выругался.
— Я чувствую приближение какого-то дерьма.
— Мы и так по уши в дерьме, Чарльз. Всё ради малышки Мэри! — воскликнул довольно Гаррик.
Казалось, его ситуация совсем не расстраивает.
Он, кажется, единственный среди обычных людей, кто смог сохранить столько от своего рассудка.
Щёки Мэри заалели. Она сжала в руках начавшую искажать пространство ручку. Сама же ручка, словно что-то поняв, неожиданно задрожала. Сильно, столь сильно, что едва не выпала из рук словно очнувшейся от долгого сна девочки, что удивлённо уставилась на ручку.
' …те, кто достигают глубины, уже никогда не смогут по-настоящему всплыть. Романтично, да, Бритни?
— Ужасающе романтично, Джон!'
К чести ручки, она успела отреагировать. Рука девочки вытянулась и стала прямо в воздухе что-то безумно быстро писать. Феликс, продолжая смеяться, исчез.
Его вырезали из истории.
Но…
Нет, ни Феликса, ни Мистера Стивенсона такой вариант не устраивал.
Пожилой мужчина навёл пистолет на голову.
Реальность мигнула.
Гигантский глаз в небе едва заметно задрожал.
Целый Феликс с широкой улыбкой снял ткань. Ручка не успела воплотить свою волю в реальность. На какие-то доли мгновения, стоило картинке показаться миру, наступила тишина. Столь гнетущая и пронизывающая, словно в мире не существовало ни единого звука.
Все, и в особенности Мэри, уставились на картину, пытаясь осознать, что на ней было изображено.
На первый взгляд это была обычная женщина. С пастью, полной клыков. Без носа и со светящимися пронзительными глазами. С вытянутыми худыми конечностями, словно она долго голодала.
Но это лишь на первый взгляд.
Стоило присмотреться, как каждая частичка картины менялась. Как она затягивала внутрь себя, открывая человеческому разуму многомерный ужас, полный бесчисленных обликов, каждый из которых имел свой характер и личность. Свой цвет глаз и волос, свою индивидуальную внешность. Каждый из обликов представлял собой идеальную Мэри, которой она себя видела и не видела. Месиво из всего на свете, что смешались в страшное новорождённое чудовище.