Тут Эрик бросился вперед, закрыл своим телом Эмму и наконец заговорил.
— Как бы тебе не пожалеть.
Дверь в комнату раскрылась, на пороге стоял подслушивающий зазывала и целая толпа прислужников и охранников.
— Этот музыкант вел себя вызывающе, — сухо сказала Эмма. — Ему не хватает воспитания.
— Цао Юэ, как ты смеешь!
Зазывала размахнулся и хлестнул музыканта по щеке так звонко, что голова дернулась как игрушечная, а по подбородку потекла багровая струйка крови.
После этого музыканта подхватили подмышки и утащили куда-то вниз, потом ночь разорвали удары хлыста и резкие крики. Зазывала долго извинялся, но Эмма прервала его излияния, так как хотела поскорее уйти.
— Не наказывайте его строго, — не выдержала она.
Ей не нравилось поведение музыканта, она чувствовала скрытую опасность, но все равно не могла смириться с местной жестокостью.
Вечер был испорчен. Эрик расплатился с владельцем и как только серебро перекочевало в цепкие руки зазывалы, тот выкрикнул приказ и наказание прекратилось.
Они вышли на освещенную набережную и медленно пошли в сторону каравана.
— Эмма, ты не виновата, — заверил Эрик, но прежде, чем он продолжил, Эмма перебила его.
— Я не жалею, что отказала этому музыканту, я жалею о том, что сразу не попросила заменить его. Чувствовала что-то странное в его поведении. Он специально подражал Адаму, а значит был знаком с Деви. Я отличаюсь от нее, мне нужно было проявить осторожность. Не ожидала, что он вцепится в меня как репей. Зачем?
— Любой человек желает лучшей участи, — пожал плечами Эрик. — Многие лунны проявляют благосклоннасть к художникам, музыкантам и поэтам. В этом нет ничего особенного.
— Нет, нет, — покачала головой Эмма. — Он слишком настаивал, и этот приступ злости… Хорошо бы узнать его прошлое.
— Нет ничего легче, позволь брату заняться этим мелким поручением.
— Ты же больше не брат мне, а жених, — улыбнулась Эмма.
На щеках Эрика заиграл румянец, заметный даже в свете уличных фонариков.
— Этот брат не смеет, — запнулся он. — Я не смею. Ты смеешься надо мной, Эмма? Подожди, у нас в горах говорят, что женихи смелеют после свадьбы, как бы тебе не оказаться подкаблучницей.
— Нашел чем пугать! И так, скажи слово — сделаю все, что пожелаешь.
Эрик споткнулся, удержал равновесие, а потом так посмотрел на Эмму, что теперь пришел ее черед краснеть.
Между тем, Эрик выполнил свое обещание — расспросил несколько продавцов у ларьков о музыканте. Кто за мелкую монету, а кто и за просто так поделились слухами. Оказывается, Цао Юэ восхищался Айгуо Цзианью с момента дебюта семь лет назад, и даже потратился на путешествие в столицу, чтобы побывать на концерте. К сожалению, семья мальчика разорилась и музыканта продали на увеселительную лодку. Он надеялся, что талант поможет ему выплатить долги родителей, но в Туджоу не было зажиточных клиентов. Постепенно, образ Айгуо стал для него единственной надеждой, моделью для подражания, и даже, говорили, объектом нездоровой страсти. Цао Юэ писал заклинателю письма и умолял о спасении. Писал не только ему, но и просился в услужение Йи Пейджи. Сегодня же, весь город гудел от слухов, что Деви остановилась на ночевку в Туджоу, вот Цао Юэ заплатил хозяину взятку, чтобы тот представил его южанке. Он желал хоть таким образом стать частью жизни его кумира. Все это было на виду и все охотно обсасывали детали позора Цао Юэ.
Эрик и Эмма обменялись виноватыми взглядами и повернули назад к увеселительной лодке. Пусть и не всю сумму, но десять серебряных слитков они передали в счет долга Цао Юэ в руки довольного зазывалы. Если бы они были в столице, то могли бы позволить большую сумму, но сейчас даже этот подарок означал, что в остаток пути им нужно ограничить расходы.
21.7
Пока зазывала кланялся, прижимая к груди деньги, Эмма почувствовала на себе жгучий взгляд. Музыкант смотрел на нее из-за бамбуковой жалюзи. Правая щека алела, губы распухли, а под глазами чернели следы размазанной туши.
Она легко поклонилась и жестом показала, что просит прощения. Глаза мальчишки лишь недобро сверкнули в ответ и он скрылся в глубине комнаты.
“Сначала Деви, потом Цао Юэ, сколько еще обожателей имеются у Адама?” — задалась вопросом Эмма.
Они вернулись к каравану уже глубокой ночью. Ноги гудели от усталости, Эмму ужасно клонило в сон. Эрик устроил ее на удобном мягком ложе и мягко поцеловал в лоб.
— Раньше мы спали в обнимку, но этот жених больше не может похвастаться самообладанием.
Эмма хотела потянуть его за рукав и уткнуться носом в привычное место у шеи, но Эрик так легко уступал ее просьбам, что она только согласно кивнула.