Давайте задумаемся на минутку о преимуществах этой способности отделить друг от друга две диссонирующие мысли так четко, как это сделал Перес: дружба, которая могла прекратиться, если дать волю эмоциям — сохранилась; ошибки, которые можно было объявить неважными — получили должную критику и оценку, и того, кто их совершил, назвали ответственным за них. Люди могут быть страстно преданы своей стране, религии, политической партии, супругу, семье, но понимать, что при этом они могут не соглашаться с их поступками или политикой, которые считают неуместными, ошибочными или аморальными, и это не будет проявлением нелояльности.
В ходе дискуссии в Интернете психологов, работающих в сфере исследования и лечения психологических травм, один молодой психотерапевт прислал сообщение, в котором выражал своей энтузиазм, по поводу одного недавно ставшего модным метода психотерапии. Он не был подготовлен к реакции ученых-психологов, обрушивших на него поток ссылок на исследования, показывавшие, что эта психиатрическая новинка не была эффективной, а теория, на которой она была основана — просто была ложной. Их реакция вызвала у него сильный диссонанс: «Я потратил время, деньги, усилия на этот новый метод, я восхищался им, — думал он, — но известные ученые, которыми я восхищаюсь, заявили мне, что это чушь». Обычной рефлекторной стратегией уменьшения диссонанса будет не считаться с мнением ученых, «сидящих в своих башнях из слоновой кости и ничего не знающих о реальном мире». Вместо этого молодой человек в своем ответе продемонстрировал и объективность ученого, и проницательность клинициста — эта модель может быть полезна для всех нас.
«Спасибо за ваши мысли и комментарии по этой теме, несмотря на то, что мне сначала их было трудно принять», — написал он.
Он прочитал рекомендованные ими исследования и пришел к выводу, что он настолько увлекся новым подходом, что не уделил достаточно внимания исследованиям, которые его оценили и доказали его бесполезность. «Я использовал как подтверждение его полезности свою собственную практику, — признал он, — и моя увлеченность помешала мне мыслить критически. Это один из элементов научного подхода, изменять свое мнение, если оно опровергнуто. Что же, это непросто. Если учесть все потраченное время, деньги, большие надежды и ожидания, гордость — вы поймете, как трудно принять опровергающие доказательства. Это потребовало от меня немало терпения» [255].
Да, терпения, но в этом и заключается суть. Понимание того как мозг стремится к консонансу и отвергает информацию, ставящую под сомнение наши убеждения, решения или предпочтения, учит нас учитывать и принимать возможность ошибки. Это также помогает нам избавиться от потребности всегда быть правыми. Уверенность — это отличное и полезное качество: никто из нас не захочет иметь дело с врачом, который что-то неуверенно мямлит и не может решить, как лечить нашу болезнь, но нам также нужен такой врач, который открыт для новых идей и хочет учиться. Мы также не хотим жить без страстей или убеждений, которые придают нашей жизни смысл, яркость, энергию и надежду. Но наше несгибаемое желание быть всегда правыми, неизбежно приводит к самодовольству. Когда уверенность и убежденность не смягчаются скромностью, признанием того, что мы допускаем ошибки, люди переходят черту, отделяющую здоровую уверенность в себе от высокомерия. В этой книге мы повстречали многих, кто пересек эту черту: психиатров, уверенных в том, что они могут выявить истинные «возвращенные воспоминания»; врачей и судей, уверенных в том, что их не могут затронуть конфликты интересов; офицеров полиции, уверенных в том, что они могут определить, когда подозреваемый лжет; прокуроров, уверенных в том, что они обвиняют только виновных; мужей и жен, уверенных, что именно их интерпретация событий — верная.
Всем нам приходится в какие-то периоды нашей жизни принимать трудные решения, не все из них окажутся верными, не все из них окажутся мудрыми. Некоторые из них сложны, и влекут за собой последствия, которых мы не могли предвидеть. Если мы сможем сопротивляться искушению оправдывать наши решения и преодолеем чрезмерную самоуверенность и отсутствие гибкости, мы можем открыть для себя путь к эмпатии и принятию жизни со всеми ее сложностями и поймем: то, что правильно для нас, может быть неправильным для других. «Я знаю, что такое сложное решение, — говорит женщина, которую мы назовем Бетти. — Когда я решила уйти от моего мужа, с которым мы прожили 20 лет, это решение приветствовала одна из моих двух дочерей, сказавшая: „Что заставляло тебя так долго ждать?“ — но для другой дочери это была катастрофа, и она годами злилась на меня. Я много думала и старалась разрешить этот конфликт и оправдать то, что я сделала. Я обвиняла мою дочь в том, что она не хочет понять и принять причины моего решения. В конце концов, в результате этой умственной гимнастики я вообразила себя Матерью Терезой, а мою дочь считала эгоистичным, неблагодарным и плохо воспитанным ребенком. Но прошло время, и я не смогла это продолжать. Мне ее не хватало. Я помнила ее доброту и чуткость и поняла, что она была не плохо воспитанным ребенком, а просто ребенком, которого глубоко ранило мое решение о разводе. И вот, наконец, мы сели и начали говорить с ней. Я сказала ей, что хотя я и сейчас убеждена в том, что развод был правильным для меня решением, я поняла, какую он причинил ей боль. Я сказала ей, что теперь я ее готова слушать. „Мама, — сказала она, — давай пойдем в Центральный парк, устроим там пикник и поговорим, как мы делали, когда я была маленькой“. И мы так и сделали, и это было началом нашего примирения. Теперь, если я чувствую, что я на 100 % права относительно какого-то решения или проблем, я еще раз все обдумываю, вот и все».