Мозг сконструирован так, что у него есть «слепые зоны», как оптические, так и психологические, и один из хитрых трюков — создать у нас иллюзию, будто лично у нас таких «слепых зон» нет. В каком-то смысле теория диссонанса — это теория «слепых зон», объясняющая, как и почему люди непреднамеренно ослепляют сами себя, так что перестают замечать важные события и информацию, которые могли бы поставить, под сомнение их поведение или убеждения. Наряду с «ошибкой подтверждения», в мозгу формируются и другие механизмы, позволяющие нам оправдывать наши впечатления и представления, считая их более точными, реалистичными и непредвзятыми. Социальный психолог Ли Росс называет этот феномен «наивным реализмом»: это непоколебимое убеждение в том, что мы ясно воспринимаем объекты и явления «такими, какие они есть» [41].
Мы предполагаем, что другие разумные люди воспринимают мир так же, как и мы. Если они не соглашаются с нами, то, очевидно, что их восприятие — неверное. Наивный реализм создает логический лабиринт, потому что он предполагает две вещи: во-первых, люди, которые объективны и честны, должны соглашаться с разумным мнением, и во-вторых, любое мое мнение — разумное, ведь в противном случае я бы не стал его придерживаться. Таким образом, если мне просто удастся убедить моих оппонентов выслушать меня, чтобы я мог им объяснить, как дело обстоит в реальности, они согласятся со мной. А, если они со мной не согласятся — это свидетельство их предвзятости.
Росс знает, о чем говорит, опираясь на опыт своих лабораторных экспериментов и попыток разрешить острый конфликт между израильтянами и палестинцами. Даже когда каждая из сторон признает, что другая воспринимает проблемы по-иному, она просто думает, что другая сторона предвзята, а они сами — объективны, и что именно их восприятие ситуации должно послужить основой для соглашения. В одном из экспериментов Росс взял предложение о мирном договоре, подготовленное израильскими участниками переговоров, представил его как проект, подготовленный палестинцами, и попросил граждан Израиля его оценить, и наоборот. «Израильтянам проект палестинцев, когда его приписали Израилю, понравился больше, чем настоящий израильский проект, приписанный палестинцам, — говорит он. — Если ваш собственный проект перестает быть для вас привлекательным, когда его поддерживает другая сторона, каковы же шансы на то, что вам понравится проект, действительно разработанный другой стороной?» [42].
В США социальный психолог Джеффри Коэн обнаружил, что демократы поддержат серьезные сокращения ассигнований на социальное обеспечение, которые обычно ассоциируются с республиканцами, если думают, что их предлагает Демократическая партия, а республиканцы — поддержат щедрое финансирование социальных программ, если будут думать, будто их предложила Республиканская партия [43]. Но сообщите, что то же самое предложение якобы пришло от другой стороны, и эффект будет такой же, как если бы вы им предложили поддержать политику Усамы бен Ладена. Никто из участников исследования Коэна не знал о своей «слепой зоне»: о том, что на их мнение влияет их собственная партийная принадлежность. Все они, напротив, утверждали, будто их убеждения логично вытекают из тщательного изучения предложенного проекта и их базовых философских воззрений на управление обществом.
Росс с коллегами обнаружили, что мы верим в то, что наши собственные взгляды более беспристрастны и независимы, чем у других, отчасти потому, что мы полагаемся на интроспекцию: собственное осмысление того, как мы думаем и чувствуем, но у нас нет возможности узнать, что в действительности думают другие люди [44]. И, когда мы занимаемся интроспекцией, заглядывая в наши души и сердца, наша потребность избежать диссонанса заверяет нас в том, что у нас только самые лучшие и честные мотивы. Мы принимаем собственную заинтересованность какой-то проблемой как основание для того, чтобы считать, что наше мнение — верное и обоснованное: «Меня годами интересовала проблема контроля над огнестрельным оружием, следовательно, я знаю, о чем я говорю», — но точно такую же заинтересованность в проблеме других людей, взгляды которых отличаются от наших, мы считаем источником их предвзятости: «Она не может беспристрастно рассуждать о контроле над огнестрельным оружием, потому что долгие годы была вовлечена в эту проблему».
[41] Joyce Bedinger, Thomas Gilovich Thomas Gilovich, and Lee Ross (2005), «Peering into the Bias Blind Spot: People's Assessments of Bias in Themselves and Others», Personality and Social Psychology Bulletin, 31, pp. 689–692; Emily Pronin, Daniel Y. Lin, and Lee Ross (2002) «The Bias Blind Spot: Perceptions of Bias in Self versus Others», Personality and Social Psychology Bulletin, 28, pp. 369–381. Наши «слепые зоны» позволяют нам воспринимать себя более умными и более компетентными, чем большинство других людей, вот почему, как очевидно, большинство из нас полагает, что наш уровень выше среднего. См.: David Dunning, Kerri Johnson, Joyce Ehrlinger and Justin Kruger (2003), «Why People Fail to Recognize Their Own Incompletence», Current Directions in Psychological Science,12, pp. 83–87.
[42] Цитируются в: Jaffe (2004, October), «Peace in the Middle East May Be Improweble Lee D. Ross on Naive Realism and Conflict Resolution», American Psychological Society Observer, 17, pp. 9-11.
[43] Geoffry L. Cohen (2003), «Party over Policy: The Dominating Impact of Group Influence on Political Beliefs», Journal of Personality and Social Psychology, 85, pp. 808–822. См. также: Donald Green, Bradlеy Palmquist, and Eric Schickler (2002), Partisan Hearts and Mind: Political Parties and the Social Identities of Voters. New Haven: Yale University Press. В этой книге показывается, как после определения людьми своей политической идентичности, обычно в период ранней взрослости, эта идентичность «думает за них». То есть большинство людей не выбирает партию, потому что она отражает их взгляды — после того как они выбрали партию, ее политика становится их взглядами.