Выбрать главу

В то время мы оба следили с большим интересом, как комментаторы и правых, и левых взглядов начали в печати фантазировать о том, что было бы, если у нас появился президент, признающий свои ошибки. Консервативный обозреватель Джордж Уилл и либеральный обозреватель Пол Кругман призывали Буша признать свои ошибки, но президент оставался непреклонен. В 2006 г., когда Ирак скатывался в пучину гражданской войны, 16 американских разведывательных служб выпустили доклад, в котором утверждалось, что оккупация Ирака усилила исламский радикализм и риск терроризма, но Буш заявил делегации консервативных журналистов: «Я никогда не был убежден более чем сейчас, что решения, принятые мною, были верными решениями» [1].

Конечно, Бушу нужно было оправдать войну, которую вела его администрация в Ираке, он слишком много вложил в этот курс, чтобы отказаться от него: тысячи смертей и по самым консервативным оценкам Американского института предпринимательства, сделанным в 2006 г., не менее триллиона долларов. Соответственно, когда он просчитался с первоначально названными им причинами войны, он нашел новые: необходимость избавиться от «очень плохого парня», борьба с террористами, установление мира на Ближнем Востоке и демократии в Ираке, укрепление безопасности США и завершение «задачи, для решения которой [наши солдаты] отдали свои жизни». Иными словами, мы должны продолжать войну, потому что мы начали войну.

Политики — это самый заметный тип любителей самооправданий, вот почему они дают такие яркие примеры. Они добились совершенства в искусстве говорить, используя страдательный залог, даже прижатые к стенке они очень неохотно могут признать ошибку, но не свою ответственность за нее. О, ну ладно, были сделаны ошибки, но не мною — это кто-то другой, кто останется безымянным [2]. Когда Генри Киссинджер сказал, что «администрация» могла допустить ошибки, он обошел стороной тот факт, что как национальный советник по безопасности и государственный секретарь (причем, одновременно) именно он на самом деле и был администрацией. Такие самооправдания позволили ему принять Нобелевскую премию мира спокойно и с чистой совестью.

Мы следим за поведением политиков с изумлением или ужасом, или тревогой, но психологически то, что они делают, не отличается по характеру, хотя, определенно, отличается по своим последствиям от того, что большинство из нас делало в какие-то моменты в нашей личной жизни. Мы сохраняем несчастливые отношения с другим человеком, или просто такие отношения, которые ни к чему не приведут, потому что, в конце концов, мы потратили столько времени на то, чтобы они заработали. Мы остаемся на нелюбимой и скучной работе слишком долго, потому что ищем причины, чтобы оправдать свою нерешительность, и неспособны ясно понять, какую пользу нам принес бы уход. Мы покупаем неудачный автомобиль, потому что он роскошно выглядел, тратим тысячи долларов, чтобы эта проклятая штука ездила, а потом тратим еще больше, чтобы оправдать эти инвестиции. Мы лицемерно браним друга или родственника за какой-то реальный или воображаемый проступок, а себя воспринимаем как миротворцев, если только другая сторона извиняется или старается искупить вину.

Самооправдание — это не то же самое, что лгать или извиняться. Очевидно, люди будут лгать или изобретать неправдоподобные истории, чтобы избежать гнева любимого, родителя или работодателя, чтобы не стать объектом судебного иска или не попасть в тюрьму, чтобы не «потерять лицо», не лишиться работы, сохранить власть. Но есть большая разница между тем, что говорит публике виновный человек, чтобы убедить ее в том, что, как он знает, неправда («У меня не было секса с этой женщиной», «Я не мошенник»), и процессом самоубеждения, когда он пытается уверить себя в том, будто то, что он сделал — это хорошо. В первой ситуации он лжет и знает, что лжет, чтобы сохранить собственную шкуру. Во второй — он лжет самому себе. Вот почему самооправдание сильнее и опаснее, чем явная ложь. Оно позволяет людям убеждать себя в том, будто их поступок был лучшим из возможных. Мол, действительно, если подумать — это было правильно. «Ничего другого я сделать не мог». «В реальности это блестящее решение проблемы». «Я действовал в лучших интересах страны». «Эти ублюдки заслужили, что получили». «Я имею право».

вернуться

[1] «Spy Agencies Say Iraq War Worsens Terrorism Threar», The New York Times, September 24, 2006; комментарий для консервативных журналистов, о котором сообщил один из них, Макс Бут, в статье Max Boot, в «No Room for Doubt in the Oval Office», the Los Angeles Times op-ed, September 20, 2006. Детальный обзор публичных утверждений Джорджа Буша относительно войны в Ираке см. в: Frank Rich (2006), The Greatest Story Ever Sold: The Decline and Fall of Truth from 9/11 to Katrina. New York: The Penguin Press. 25 мая 2006 г., когда рейтинг Буша снизился до уровня ниже 30 %, Буш, наконец, признал, что в чем-то был не прав, в какой-то мере. Он имел в виду не войну или какие-то относящиеся к ней решения, а выбор слов. Буш заявил, что когда он «высказывался жестко», используя такие слова как «достаньте его живым или мертвым»: «Я думаю, что в некоторых странах мира мои высказывания неверно интерпретировались». В октябре 2006 г. незадолго до промежуточных выборов Белый дом объявил, что Буш больше не будет использовать свою всем хорошо знакомую тактику «не менять курса», потому что ей недостает «гибкости» в политике относительно Ирака. Тем не менее, во время пресс-конференции 25 октября, когда уровень насилия в Ираке беспрецедентно повысился, Буш сказал, что не будет существенных перемен в его стратегии в целом и что он добьется того, чтобы «работа была сделана». Когда его спросили, выиграют ли США войну, он сказал: «Без сомнений, мы победим».

вернуться

[2] The American Presidency Project (Проект Американского Президентства в Интернете), www.presidency.ucsb.edu/ws/index.php, обеспечивает документальные примеры всех «допущенных ошибок» американских президентов. Это длинный список. Билл Клинтон сказал, что «ошибки произошли» при сборе пожертвований на избирательную кампанию демократов, а позже шутил по поводу популярности этой фразы и использованного в ней пассивного залога на ужине в Белом доме для аккредитованных там корреспондентов. Из всех президентов Ричард Никсон и Рональд Рейган чаще всего использовали эту фразу: первый для того, чтобы преуменьшить незаконный характер своих действий во время Уотергейстского скандала, а второй — во время скандала Иран-Контрас. См. также красноречивое эссе Чарльза Бакстера «Dysfunctional Narratives: or: ‘Mistakes were made’», in Baxter (1997), Burning Down the House: Essays on Fiction. Saint Paul, MN: Gray wolf Press.