Очевидно, некоторые категории важнее для нашей самоидентификации, чем тип автомобиля, на котором мы ездим или количество точек на слайде. Это, например, наш пол, сексуальная ориентация, религия, политические предпочтения, национальность, гражданство. Без ощущения принадлежности к группам, придающим смысл нашей жизни, помогающим нашей самоидентификации и определению жизненных целей, у нас бы возникло неприятное ощущение, что мы — песчинки, дрейфующие в неизвестном направлении во вселенной. Поэтому мы делаем все возможное, чтобы сохранять эти связи. Эволюционные психологи утверждают, что этноцентризм — убежденность в том, что наша культура, нация или религия превосходят другие, помогает выживать, укрепляя наши связи с нашими первичными социальными группами и повышая нашу готовность работать для этих групп, сражаться за них, а иногда — и умирать. Когда все идет хорошо, люди относятся вполне толерантно к другим культурам и религиям — они даже относятся терпимо к противоположному полу! Но, если они обозлены, встревожены или ощущают угрозу, их типичная реакция — активация их «Слепых зон». Мы — люди интеллектуальные и способные к глубоким чувствам, а они — тупые, они — плаксы, они не понимают значения любви, стыда, горя или раскаяния [67].
Уже сами раздумья о том, что они не так умны или рассудительны, как мы, приводят к тому, что нам кажутся ближе те, кто похож на нас. Но не менее важно, что это позволяет нам оправдывать то, как мы обращаемся с ними. Обычно думают, что стереотипы вызывают дискриминацию: Эл Кампанис, считавший, что темнокожим не хватает «необходимых» для менеджера качеств, отказывается нанимать их на должности менеджеров. Но теория когнитивного диссонанса показывает, что причинная связь аттитюдов и поступков работает в обоих направлениях. Часто именно реальная дискриминация создает стереотип для самооправдания: Эл Кампанис, которому не хватало воли или смелости настаивать, чтобы бейсбольный клуб Dodgers нанимал темнокожих менеджеров, оправдывает свое бездействия, убеждая себя в том, будто темнокожие люди все равно не справятся с такой работой. Сходным образом, если мы поработили членов другой группы, лишили их возможности получить хорошее образование или работу, не допускаем их в свою профессию или отказываем им в полноценных гражданских правах, то мы формируем и используем стереотипы для оправдания своих действий. Убеждая себя в том, что они — низкие, не способные к обучению, некомпетентные, от природы не способные к математике, аморальные, греховные, тупые или вообще «недочеловеки», мы избегаем чувства вины и угрызений совести, размышляя о том, как мы с ними обращаемся. И мы, определенно, не ощущаем, что предубеждены по отношению к ним. Ну как же, нам даже нравятся некоторые их этих людей, пока они знают свое место, которое, кстати, не здесь: не в нашем клубе, не в нашем университете или не в нашей профессии и не в нашем районе. Короче говоря, мы используем стереотипы, чтобы оправдать свое поведение, так как иначе у нас могло бы сложиться негативное мнение о себе или о нашей стране.
Почему же, если все люди мыслят категориями, только у некоторых людей возникает жесткая негативная предубежденность по отношению к другим группам? Эл Кампанис не был предубежденным, так как у него не было сильной эмоциональной антипатии к темнокожим людям, мы подозреваем, что его можно было бы переубедить, и он бы отказался от своего мнения, будто темнокожие игроки не могут стать хорошими менеджерами. Стереотип может ослабеть и даже разрушиться под давлением противоречащей ему информации, но отличительной чертой предубежденности и является то, что на нее не влияют рациональные доводы, опыт и противоречащие ей примеры. В своей замечательной книге «Природа предубежденности» («The Nature of Prejudice»), написанной более пятидесяти лет тому назад, социальный психолог Гордон Оллпорт описал, как реагирует предубежденный человек на факты, противоречащие его представлениям:
Мистер X: Проблема с евреями заключается в том, что они заботятся только о своих.
Мистер У: Но данные о сборе пожертвований для соседской общины показывают, что они делали более щедрые взносы, если учитывать их численность, чем не-евреи.
Мистер X: Это показывает, что они пытаются всех подкупить и вмешиваться в дела христиан. Они не думают ни о чем, кроме денег, вот почему так много банкиров-евреев.
Мистер У: Но ведь недавние исследования показали, что процент евреев в банковском бизнесе очень мал, гораздо меньше, чем процент не-евреев.