Одна из причин существования этой стены заключается в том, что собственную боль мы всегда ощущаем острее, чем боль, которую мы причиняем другим людям, даже если на самом деле интенсивность боли одинакова. Старый анекдот о том, что когда кто-то другой ломает ногу — это пустяк, а когда вы сами ломаете ноготь — это катастрофа, точно описывает то, как работает наша нервная система. Английские невропатологи провели эксперимент „око-за-око“. Объединенные в пары участники эксперимента управляли механизмом, сдавливавшим палец партнера. Их инструктировали давить на палец партнера с той же силой, с которой он только что надавил на их палец. Они не смогли делать это справедливо, хотя и пытались. Каждый раз, когда человеку сдавливали палец, он давил в ответ на палец партнера еще сильнее, думая, что именно с такой силой боль только что причинили ему. Исследователи пришли к выводу, что эскалация боли является естественной нервной реакцией [222]. Это объясняет ситуацию, в которой два мальчишки, сначала в шутку боксирующие друг с другом, могут в результате подраться всерьез или почему две страны могут так легко втянуться в водоворот мести: „Они не выбивают глаз за глаз, они еще и зуб забирают в придачу. Нам нужно поквитаться — давайте оторвем им ногу“. Каждая сторона оправдывает свои действия тем, что просто пытается сравнять счет.
Социальный психолог Рой Баумейстер и его коллеги показали, насколько незаметно самооправдание работает, когда нам нужно свести к минимуму внутренний дискомфорт, который мы можем испытывать, причиняя вред другим, или, напротив, максимально усилить ощущение нашей собственной правоты, когда мы сами оказались жертвой [223]. Они опросили 63 человека, попросив их поведать „историю жертвы“ из своей жизни, т. е., рассказать такую ситуацию, когда кто-то их обидел, а также „историю преступника“, когда они сами оказались обидчиками. Они не использовали термин „преступник“ в юридическом смысле, подразумевающим людей, действительно виновных в каком-то преступлении и проступке. Они имели в виду причинение вреда и оскорбление другого человека, поэтому далее и мы будем использовать термин „обидчик“.
В обоих вариантах люди представляли знакомый перечень: разбитые надежды и невыполненные обещания, нарушенные правила и обязательства или обманутые ожидания, измена супруга или любимого человека, выданные тайны, несправедливое обращение, ложь и конфликты, связанные с деньгами и имуществом. Обратите внимание, что это не было исследованием того, что „он сказал“ или „она сказала“, которое обычно используют брачные консультанты и посредники, когда они описывают ситуацию — в этом исследовании каждый из его участников рассказывал о своем опыте и на той, и на другой стороне.
Исследователи объясняют, что ценность данного метода в том, что: „Он исключает объяснения, трактующие обидчиков и жертв как два разных типа людей. Наши исследования показывают, как обычные люди определяют для себя ситуации жертвы или обидчика, т. е., как они конструируют нарративы (рассказы, повествования), чтобы осмыслить свой опыт в обеих этих ролях“. Опять же, тут не имеют значения личностные различия. Милые и добрые люди с такой же вероятностью могут оказаться или жертвами, или обидчиками, как и раздражительные, и использовать самооправдания, соответствующие каждой из этих ролей.
Когда мы конструируем нарративы, „имеющие смысл“ для нас, мы, однако, не объективны, а предвзяты, трактуя события „в свою сторону“. Обидчики стремятся уменьшить свою моральную ответственность, а жертвы будут стараться максимизировать свою моральную безупречность. В зависимости от того, с какой стороны „стены“ мы находимся, мы будем систематически искажать наши воспоминания и рассказы о событиях так, чтобы добиться максимального консонанса, соответствия того, что произошло, тому, какими мы себя видим. Определив эти систематические искажения, исследователи показали, как оппоненты ошибочно понимают действия друг друга.