В своих историях обидчики используют различные способы уменьшения внутреннего диссонанса, вызванного осознанием того, что они что-то сделали не так. Во-первых, обычно, они утверждают, что вообще все сделали правильно: „Я обманывала его для того, чтобы защитить свои чувства“. „Да, я забрала у своей сестры браслет, но он вообще-то сначала был моим“. Лишь несколько обидчиков признали свое поведение аморальным, причиняющим боль или злым. Большинство же сочло свое поведение оправданным, а некоторые, как мягко заметили исследователи, „довольно сильно на этом настаивали“. Большинство обидчиков сообщили, по крайней мере, в ретроспективе, что их действия были разумными, возможно, заслуживающими сожаления, но уместными, учитывая обстоятельства.
Второй тактикой было признать, что поступок был неправильным, но найти для него оправдание или объявить его малозначимым. „Я знаю, что мне не следовало заводить эту „интрижку на одну ночь“, но, учитывая все, что происходит, разве это кому-то нанесло ущерб?“. „Возможно, это был плохой поступок, взять мамин бриллиантовый браслет, когда она болела, но она все равно хотела мне его отдать. Кроме того, мои сестры получили намного больше, чем я“. Более двух третей обидчиков утверждали, что у них были смягчающие внешние обстоятельства для того, что они сделали: „В детстве меня самого обижали“; „У меня в последнее время был сильный стресс“, но жертва не соглашались с подобными объяснениями обидчиков. Почти половина обидчиков заявила, что они „ничего не могли поделать“, что они просто действовали импульсивно или бездумно. Другие перекладывали с себя ответственность, утверждая, что жертва спровоцировала их или несет частичную ответственность за случившееся.
Третья тактика, применявшаяся обидчиками, когда они не могли отрицать или преуменьшать свою ответственность, было признать, что они причинили вред или боль, а потом как можно быстрее забыть об атом эпизоде. Независимо от того, признавали обидчики свою вину, или нет, большинство из них стремилось избавиться от диссонантного чувства вины и изолировать неприятное событие, оставить его в прошлом. Они были склонны гораздо чаще, чем жертвы, описывать эпизод как отдельный инцидент, который уже остался позади и не вызвал никаких долгосрочных негативных последствий, и уж точно не имеет никакого отношения к настоящему. Многие даже рассказывали истории со счастливым концом, которые создавали обнадеживающие впечатление, что все уже завершено, мол, „все теперь отлично, это не повредило нашим взаимоотношениям; действительно, сейчас мы хорошие друзья“.
У жертв, в свою очередь, было другое отношение к оправданиям обидчиков, которое можно обобщить так: „Неужели? Никакого вреда? Хорошие друзья? Расскажите это своей бабушке“. Обидчики мотивированы как можно быстрее оставить эпизод в прошлом и завершить его, но жертвы долго его помнят — событие, представляющееся тривиальным и канувшим в забвение для первых, может всю жизнь вызывать гнев или боль у вторых. Только в одной из 63 историй о жертвах признавалось, что у обидчика были основания так поступить, и никто не соглашался с тем, что обидчики „ничего не могли поделать“. Соответственно, большинство жертв сообщает о длительных негативных последствиях размолвки или ссоры. Более половины респондентов сказали, что это нанесло ущерб взаимоотношениям. Они сообщили о сохранившихся враждебности, утрате доверия, оставшихся негативных чувствах или даже об окончании прежней дружбы, о чем они, очевидно, обидчику не сообщили.
Более того, если обидчики думали, что их поступок в то время имел смысл, многие жертвы сказали, что они так и не смогли понять намерений обидчиков, даже спустя долгое время после события. „Почему он так поступил?“. „О чем она думала?“. Непонимание мотивов обидчика — это центральный аспект индивидуальности жертвы и истории жертвы. „Он не просто сделал ужасную вещь — он даже не понял, как это было ужасно!“. „Почему она не может признать, как жестоко обращалась со мной?“.
Одна из причин, по которым „он не может понять“, а она „не может признать“, заключается в том, что обидчики заняты оправданием того, что они сделали, но вторая причина в том, что они на самом деле не знают, что чувствует жертва. Многие жертвы первоначально подавляют свой гнев, залечивая свои раны и размышляя о том, что делать. Они месяцами, а иногда годами переживают свою боль и обиды. Один наш знакомый мужчина рассказал, как после 18 лет их совместной жизни его жена „ни с того, ни с сего за завтраком“ заявила, что хочет развестись. „Я пытался выяснить, что я сделал не так, — сказал он, — и я сказал ей, что хочу загладить свою вину, но у нее обиды копились восемнадцать лет“. Его жена размышляла и копила обиды 18 лет, а иранцы — 26 лет. К тому времени, когда многие жертвы решают высказать свою боль и гнев, особенно относящиеся к событиям, о которых обидчики давно забыли, обидчики оказываются в растерянности. Неудивительно, что они думают, что реакция жертв — чрезмерная, но немногие жертвы с ними готовы согласиться. Жертвы думают: „Чрезмерная реакция? Но я думал/а об этом месяцы, перед тем как заговорить. Я считаю это еще слишком слабой реакцией!“.