Потом мы включили телевизор и стали смотреть ТМА. Но через пять секунд я поставила шоу на паузу, потому что у меня к маме была целая куча вопросов.
— А ты скоро закончишь?
— Если получится поехать на неделю в Блумингтон этим летом, смогу закончить к декабрю.
— И как долго ты от меня это скрывала?
— Год.
— Мам.
— Я не хотела обидеть тебя, Хейзел.
Просто класс.
— Так все то время, пока ты ждала меня у колледжа или Группы поддержки, ты всегда…
— Да, работала или читала.
— Это так здорово. Если я умру, хочу, чтобы ты знала: я буду вздыхать с небес каждый раз, когда ты попросишь кого-то поделиться тем, что они чувствуют.
Папа рассмеялся.
— Я буду с тобой, роднуля, — заверил он меня.
Наконец, мы смотрели ТМА. Папа очень старался не умереть со скуки, но он постоянно путал девушек между собой и спрашивал:
— Нам она нравится?
— Нет, нет. Анастасию мы не любим, нам нравится Антония, другая блондинка, — объяснила мама.
— Они все высокие и мерзкие, — ответил папа. — Извините, что не могу их различить.
Папа дотянулся через меня до маминой руки.
— Как вы думаете, вы останетесь вместе, если я умру? — спросила я.
— Хейзел, что такое? Родная… — Она нащупала пульт и снова поставила видео на паузу. — Что не так?
— Просто… вы сможете это сделать?
— Да, конечно. Конечно, — сказал папа. — Мы с твоей мамой любим друг друга, и если мы тебя потеряем, то пройдем через это вместе.
— Богом клянись, — сказала я.
— Богом клянусь, — сказал он.
Я снова взглянула на маму.
— Богом клянусь, — согласилась она. — Почему тебя вообще это беспокоит?
— Просто не хочу вам жизнь испортить.
Мама нагнулась, опустила лицо в мои беспорядочные космы и поцеловала в макушку. Я сказала папе:
— Не хочу, чтобы ты стал типа несчастным безработным алкоголиком.
Мама улыбнулась.
— Хейзел, твой папа не Питер Ван Хаутен. Ты как никто другой знаешь, что жить с болью возможно.
— Ага, ладно, — сказала я. Мама обняла меня, и я не стала сопротивляться, хотя и не хотела, чтобы меня обнимали. — Ладно, можешь снять с паузы, — сказала я. Анастасию выгнали. Она устроила истерику. Это было круто.
Я поклевала ужин — макароны-бабочки с соусом песто, — и мне даже удалось удержать его внутри.
Глава двадцать пятая
На следующее утро я проснулась в панике, потому что мне приснилось огромное озеро и я посреди него — одинокая и без лодки. Я вздрогнула, ударилась о БИПАП и почувствовала на себе мамину руку.
— Привет, ты в порядке?
Мое сердце колотилось, но я кивнула. Мама сказала:
— Тебе звонит Кейтлин.
Я указала на БИПАП. Она помогла мне осводиться от него и прицепила меня к Филипу, а потом я наконец взяла у мамы телефон и сказала:
— Привет, Кейтлин.
— Просто звоню, чтобы тебя проведать, — сказала она. — Узнать, как у тебя дела.
— Ага, спасибо, — сказала я. — Все нормально.
— Тебе ужасно не повезло, родная. Просто вопиющая несправедливость.
— Наверное, — сказала я. Последнее время я совсем никак не думала о своей удаче. Честно говоря, мне вообще не хотелось ничего обсуждать с Кейтлин, но она продолжала тянуть разговор.
— Так как это было? — спросила она.
— Столкнуться со смертью своего парня? Хмм, хреново.
— Да нет, — сказала она. — Влюбиться.
— Ох, — сказала я. — Ох. Это было… было здорово проводить время с кем-то настолько интересным. Мы были очень разными и не соглашались по многим поводам, но он всегда был очень интересным, понимаешь?
— Увы, не особенно. Молодые люди, с которыми я имею честь быть знакомой, чрезвычайно неинтересны.
— Он не был так уж идеален. Совсем не Прекрасный принц из сказки. Пытался иногда им казаться, но мне он больше нравился, когда забывал про эту чушь.
— А у тебя есть какой-нибудь альбом с его фотками и письмами?
— У меня есть фотографии, но он никогда мне не писал. Только если… в общем, в его блокноте не хватает нескольких страниц, на которых могло быть что-то для меня, но, думаю, он их выбросил, или они где-то потерялись.
— Может, он послал их тебе по почте.
— Не, они бы уже дошли.
— Тогда, возможно, они предназначались не тебе, — сказала она. — Возможно… не хочу тебя расстраивать, но может, он написал их для другого человека и отправил их…
— ВАН ХАУТЕН! — закричала я.
— Ты в порядке? Это был кашель?
— Кейтлин, я тебя люблю. Ты гений. Мне нужно идти.
Я повесила трубку, перевернулась на живот, нашла ноутбук, включила его и отправила е-мейл по адресу lidewij.vliegenthart@gmail.com.
Лидевай,
Я думаю, что Август Уотерс отправил несколько страниц из своего блокнота Питеру Ван Хаутену незадолго до того, как он (Август) умер. Для меня очень важно, чтобы кто-нибудь прочел эти страницы. Конечно, я хочу их увидеть, но может, они были написаны не для меня. Неважно, их все равно нужно прочесть. Необходимо. Вы можете помочь?
Ваш друг,
Хейзел Грейс Ланкастер
Она ответила во второй половине дня.
Дорогая Хейзел,
Я не знала, что Август умер. Это очень печальные новости. Он был очень харизматичным молодым человек. Мне очень жаль, и я очень опечалена.
Я не говорила с Питером с того дня, когда я уволилась. Сейчас здесь поздняя ночь, но с самого утра я первым делом пойду к нему домой, чтобы найти это письмо и заставить Питера его прочесть. С утра он обычно лучше всего себя чувствует.
Ваш друг,
Лидевай Флиханхарт
P.S.: Я возьму с собой своего парня на случай, если Питера придется физически удерживать.
Почему он написал Ван Хаутену в свои последние дни, а не мне, почему он сказал Ван Хаутену, что тот будет прощен, если я получу свое продолжение? Может, страницы из блокнота просто повторяли его просьбу к Ван Хаутену? Гас использовал свою неминуемую смерть, чтобы исполнить мою мечту: продолжение книги было такой мелочью, чтобы ради этого умирать, но это все, что у него осталось.
Я бесконечно обновляла е-мейл той ночью, поспала несколько часов, а потом снова начала обновлять около пяти утра. Но ничего не приходило. Я попыталась посмотреть телевизор, чтобы отвлечься, но мысли продолжали относить меня к Амстердаму, я представляла, как Лидевай Флиханхарт и ее парень кружат на велосипедах по городу, пытаясь выполнить это безумное боевое задание — найти последнее письмо мертвого подростка. Как было бы здорово подскакивать на камнях мощеных улочек, сидя за спиной Лидевай, чувствовать, как ее волнистые рыжие волосы откидывает ветром мне в лицо, вдыхать запах каналов и сигаретный дым, смотреть на всех этих людей в уличных кафе, пьющих пиво и произносящих «р» и «х» так, как я никогда не смогу.
Я скучала по будущему. Конечно же, я понимала даже до его рецидива, что я никогда не смогу состариться вместе с Августом Уотерсом. Но когда я думала о Лидевай и ее парне, то чувствовала себя так, будто меня ограбили. Скорее всего, я никогда больше не увижу океан с высоты десять тысяч метров, так высоко, что невозможно даже различить волны или лодки, и все это выглядит как единое бесконечное пространство. Я могла представить это. Могла вспомнить. Но не могла увидеть снова, и до меня вдруг дошло, что прожорливые человеческие амбиции никогда не укрощаются исполненными мечтами, потому что мысль о том, что все может быть снова и лучше, никуда не исчезает.
Скорее всего, так оно и есть, даже если дожить до девяноста — хотя я завидую тем, кому доведется это проверить. Но все же, я уже прожила вдвое больше, чем дочь Ван Хаутена. Чего бы он не отдал только за то, чтобы его ребенок умер в шестнадцать лет.
Внезапно мама выросла между мной и телевизором, держа руки за спиной.