Со всеми наилучшими пожеланиями,
Лидевидж Флиханхарт
помощник-референт Питера Ван Хаутена, автора Высшего страдания
★★★
— Мам, — позвала я. Она не ответила. — МАМ! — я крикнула. Ничего. Затем, громче: — МАМА!
Она вбежала, завернутая в поношенное розовое полотенце, мокрая, практически в панике.
— Что случилось?
— Ничего. Извини, я не знала, что ты в душе, — сказала я.
— В ванне, — сказала она. — Я просто… — она закрыла глаза. — Просто пыталась на пять секунд принять ванну. Извини. Что происходит?
— Ты можешь позвонить Джиннам и сказать, что поездка отменяется? Мне только что пришло письмо от ассистентки Питера Ван Хаутена. Она думает, что мы едем.
Она сморщила губы и бросила на меня косой взгляд.
— Что? — спросила я.
— Я не должна говорить тебе, пока папа не придет домой.
— Что? — снова спросила я.
— Поездка не отменяется, — наконец сказала она. — Доктор Мария позвонила нам вчера вечером и привела убедительный довод, что ты должна жить твоей…
— МАМА, Я ТАК ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! — закричала я, и она подошла к кровати и позволила себя обнять.
Я отправила смс Августу, потому что знала, что он в школе.
Все еще свободен третьего мая?:-)
Он немедленно ответил.
Свободен, как в Августе.
Если я только смогу прожить еще неделю, я узнаю неопубликованные секреты про маму Анны и Голландца с тюльпанами. Я опустила взгляд на грудную клетку.
«Соберитесь, тряпки», — прошептала я своим легким.
Глава девятая
За день то отъезда в Амстердам я пошла в Группу поддержки в первый раз после того, как встретила Августа. В Буквальном сердце Иисуса состав немного изменился. Я приехала достаточно рано, чтобы пораженная неувядающим раком аппендикса Лида снабдила меня всеми новостями, пока я жевала шоколадное печенье, прислонившись к десертному столику.
Двенадцатилетний лейкемичный Майкл скончался. Он упорно боролся, сказала мне Лида, будто бороться можно было как-то по-другому. Все остальные все еще были здесь. Кен стал НПР после облучения. У Люкаса был рецидив, и она сказала это с той грустной улыбкой и слегка пожав плечами, как говорят, что рецидив у алкоголика.
Милая полнощекая девочка подошла к столу и поздоровалась с Лидой, а затем представилась мне как Сьюзан. Я не знала, что с ней случилось, но у нее был шрам, простирающийся через всю щеку от носа к губе. Она наложила на него макияж, что его только подчеркнуло. У меня немного перехватило дыхание от долгого стояния, так что я сказала: «Пойду посижу», а затем открылись двери лифта, за которыми стояли Айзек и его мама. На нем были солнечные очки, одной рукой он висел на маме, в другой у него была трость.
— Хейзел из Группы поддержки, не-Моника, — сказала я, когда он подошел достаточно близко, и он улыбнулся и сказал:
— Привет, Хейзел. Как дела?
— Хорошо. Я нереально похорошела с того времени, как ты ослеп.
— Поверю на слово, — сказал он. Мама довела его до стула, поцеловала в макушку и побрела обратно к лифту. Он ощупал воздух вокруг себя и сел. Я устроилась на стуле рядом с ним.
— Так как у тебя дела?
— Нормально. Рад быть дома, наверное. Гас сказал мне, что ты оказалась в реанимации?
— Ага, — сказала я.
— Отстой, — сказал он.
— Мне уже намного лучше, — сказала я. — Завтра я еду в Амстердам с Гасом.
— Я знаю. Я вполне осведомлен о твоей жизни, потому что Гас. Никогда. Не говорит. Ни о чем. Другом.
Я улыбнулась. Патрик прочистил горло и сказал:
— Давайте сядем. — Он поймал мой взгляд. — Хейзел! — сказал он. — Я так рад тебя видеть!
Все сели, и Патрик начал пересказывать свое без-яичие, и я растворилась в рутине Группы поддержки: обмен мнением с Айзеком посредством вздохов, сожаление к каждому человеку в комнате и ко всем вне ее, отключение от беседы, чтобы сфокусироваться на дыхании и боли. Мир продолжал существовать, как он это обычно делает, без моего участия, и я вернулась из задумчивости, только когда кто-то назвал мое имя.
Это была Сильная Лида. Лида в ремиссии. Светловолосая, здоровая, крепкая Лида, которая плавала за спортивную команду своей школы. Лида, которой не хватало только ее аппедикса, назвала мое имя, говоря:
— Хейзел стала таким вдохновением для меня, на самом деле. Она просто продолжает сражаться, просыпаясь каждое утро и выходя на битву без единой жалобы. Она такая сильная. Намного сильнее, чем я. Хотела бы я обладать ее силой.
— Хейзел? — спросил Патрик. — Какие чувства это в тебе пробуждает?
Я пожала плечами и посмотрела на Лиду.
— Я отдам тебе мою силу, если ты отдашь мне твою ремиссию. — Я почувствовала себя виноватой сразу же, как сказала это.
— Не думаю, что Лида имела это в виду, — сказал Патрик. — Думаю, она… — Но я перестала слушать.
После молитвы за живых и бесконечной литании[37] за мертвых (к концу которой прикрепился еще и Майкл) мы взялись за руки и сказали: «Проживем нашу лучшую жизнь сегодня!».
Лида мгновенно подбежала ко мне, полная извинений и объяснений, но я сказала: «Нет, нет, все нормально, правда», отмахнувшись от нее, и спросила у Айзека: «Не соизволишь проводить меня до лестницы?»
Он взял меня под руку, и я направила нас к лифту, радуясь предлогу избежать ступеней. Мы почти дошли до лифта, когда я увидела его маму, стоящую в углу Буквального сердца. «Я здесь!» — сказала она Айзеку, и он сменил мою руку на ее перед тем, как спросить:
— Хочешь зайти ко мне?
— Конечно, — сказала я. Мне было его жаль. Хотя я ненавидела сочувствие окружающих, я ничего не смогла поделать с тем, что ощутила его по отношению к Айзеку.
Айзек жил в маленьком фермерском доме в Меридиан Хиллс рядом с той модной частной школой. Мы устроились в гостиной, пока его мама ушла на кухню готовить ужин, а затем он спросил, не хочу ли я поиграть.
— Конечно, сказала я. Тогда он попросил передать ему пульт. Я протянула его, и Айзек включил телик с подключенным к нему компьютером. Экран телевизора остался темным, но через пару секунд из него зазвучал глубокий голос. «Обман, — сказал он. — Один или два игрока?»
— Два, — сказал Айзек. — Пауза. — Он обернулся ко мне. — Я постоянно играю с Гасом, но у него совершенно суицидальные наклонности, и это меня выводит из себя. Он чересчур агрессивно спасает гражданских или кого там еще.
— Ага, — сказала я, вспоминая ночь разбитых трофеев.
— Возобновить, — сказал Айзек.
«Игрок один, назовите себя».
— Это секси-шмекси голос первого игрока, — сказал Август.
«Игрок два, назовите себя».
— Наверное, я буду вторым игроком, — сказала я.
«Старший сержант Макс Хаос и рядовой Джаспер Джекс просыпаются в темной пустой комнате площадью примерно полтора квадратных метра».
Айзек указал на телевизор, будто я должна была говорить с ним или типа того.
— Эээ, — сказала я. — Тут есть выключатель?
«Нет».
— Тут есть дверь?
«Рядовой Джекс обнаруживает дверь. Она заперта».
Айзек подпрыгнул.
— Над дверью есть ключ!
«Да, верно».
— Хаос открывает дверь.
«Вокруг все еще темно».
— Вытащить нож, — сказал Айзек.
— Вытащить нож, — добавила я.
Ребенок — брат Айзека, я полагаю, — вырвался из кухни. На вид около десяти, крепкий и гиперактивный, он проскакал через гостиную, чтобы крикнуть, замечательно имитируя голос Айзека:
— УБИТЬ СЕБЯ!
«Сержант Хаос прикладывает нож к своей шее. Вы уверены, что…»