Аналогичная роль интеллектуальной элиты появилась позднее в работах Джона Стюарта Милля в XIX веке. Хотя Милль считал, что население в целом обладает большими знаниями, чем правительство, он также видел, что население нуждается в руководстве элиты интеллектуалов. Как он сказал в книге "О свободе", демократия может подняться над посредственностью только там, где "суверенное множество позволило себе руководствоваться (что в лучшие времена они всегда делали) советами и влиянием более высоко одаренного и обученного одного или немногих".
Милль изображал эту интеллектуальную элиту - "лучших и мудрейших", "мыслящие умы","наиболее культивированные интеллекты в стране", "тех, кто опередил общество в мыслях и чувствах" - как "соль земли; без них человеческая жизнь превратилась бы в застойный бассейн"." Он призвал университеты "посылать в общество череду умов, не являющихся порождением своей эпохи, но способных быть ее улучшителями и восстановителями".
По иронии судьбы, это предположение о незаменимости интеллектуалов для человеческого прогресса утверждалось в то время и в том месте - в Британии XIX века, - где при жизни самого Милля происходила промышленная революция, которая изменит весь уклад жизни во многих странах мира. Более того, эту промышленную революцию возглавляли люди с практическим опытом работы в промышленности, а не с интеллектуальным или научным образованием. Даже среди американцев такие революционные промышленные гиганты, как Томас Эдисон и Генри Форд, имели очень мало формального образования, а первый самолет, оторвавшийся от земли с человеком на борту, был изобретен двумя веломеханиками - братьями Райт, - которые так и не закончили среднюю школу.
Тем не менее, видение Джона Стюарта Милля о незаменимой роли интеллектуалов в человеческом прогрессе разделяли многие интеллектуалы на протяжении веков. Среди них были интеллектуалы, возглавлявшие крестовые походы за экономическое равенство, основанные, как это ни парадоксально, на предположениях о собственном превосходстве. В XVIII веке Руссо говорил, что считает "наилучшим и наиболее естественным положением для мудрейших управлять множеством". Вариации на эту тему были характерны для таких движений против экономического неравенства, как марксизм, фабианский социализм, прогрессивизм и активизм социальной справедливости.
Руссо, несмотря на то что он подчеркивал, что общество руководствуется "общей волей", оставлял интерпретацию этой воли на усмотрение элиты. Он сравнивал народные массы с "глупым, пузатым инвалидом". Другие левые XVIII века, такие как Уильям Годвин и маркиз де Кондорсе, выражали подобное презрение к массам. В XIX веке Карл Маркс сказал: "Рабочий класс либо революционен, либо он ничто". Другими словами, миллионы сограждан имели значение только в том случае, если они воплощали марксистское видение.
Пионер фабианского социализма Джордж Бернард Шоу относил рабочий класс к числу "отвратительных" людей, которые "не имеют права на жизнь". Он добавлял: "Я бы впал в отчаяние, если бы не знал, что все они когда-нибудь умрут и что на земле нет никакой необходимости заменять их такими же людьми, как они сами".
В наше время выдающийся ученый-юрист профессор Оксфордского университета Рональд Дворкин заявил, что "более равное общество - лучшее общество, даже если его граждане предпочитают неравенство". Французская феминистка Симона де Бовуар также говорила: "Ни одна женщина не должна иметь права сидеть дома и воспитывать своих детей. Общество должно быть совершенно другим. У женщин не должно быть такого выбора, именно потому, что если такой выбор будет, то слишком много женщин его сделают". В том же духе высказывался активист движения за права потребителей Ральф Нейдер: "Потребитель должен быть иногда защищен от своей собственной неосмотрительности и тщеславия".
Мы уже видели, как подобные взгляды приводили генетических детерминистов в начале XX века к тому, что они вскользь высказывались в пользу заключения в тюрьму людей, не совершивших никаких преступлений, и лишения их нормальной жизни на основании необоснованных убеждений, которые тогда были в моде в интеллектуальных кругах.
Учитывая концепцию знаний, распространенную среди многих элитных интеллектуалов, и распределение этих знаний, подразумеваемое этой концепцией, вряд ли удивительно, что они приходят к таким выводам. В самом деле, если исходить из противоположного предположения - что собственные великие достижения и компетентность ограничены узкой группой, выбивающейся из обширного спектра человеческих проблем, - это может стать серьезным препятствием для продвижения социальных крестовых походов, которые предвосхищают решения других людей, которые якобы должны быть бенефициарами таких крестовых походов, как стремление к социальной справедливости.