– Это свет? – указываю я.
– Да. – Снорри подтверждает, что это у меня не галлюцинации из-за смертельного страха.
ЯЛАН! Доносится вой сзади – издалека, но недостаточно издалека. ЯЛАН! Оказывается, я могу бежать.
Снорри бежит трусцой рядом со мной, и луч света с мучительной медлительностью разделяется на несколько, очерчивая крышу и множество поддерживающих колонн огромного здания. Всё из белого камня, в точности как мы друг другу описывали.
Души теснятся в темноте возле двора. Время от времени по ступеням спускается новая душа – прозрачное воспоминание о мужчине или женщине. Оно не держится за определённую форму, но меняется от воспоминаний о своей жизни, в основном о мгновениях ужаса. Никто из них не задерживается там, куда падает свет – они бегут, пока тьма их не поглощает, словно свет судей жжёт их. Они движутся от Снорри, и от меня. Возможно, на жизнь, которая всё ещё теплится в нас, больно смотреть глазами, которых уже нет.
Мы останавливаемся в сотне ярдов от зала с множеством колонн. За колоннами высятся широкие белые стены, каждый дюйм которых украшен сценами из легенд. Наклонное освещение резко очерчивает наши лица. Даже с такого расстояния тот свет обещает журчащую воду, тёплый воздух и зелёные растения.
Воздух здесь кажется хрупким, словно живым от возможностей. У меня появляется то чувство, как когда души мёртвых прорываются из мира живых, и в прорехи, оставленные ими, я мельком замечаю голубое небо. Здесь нет дверей. Я чувствую ключ на своей груди, сначала холодный, а потом горячий, вибрирующий за гранью слышимости. Когда Кара говорила, что дверь между жизнью и смертью повсюду, это были всего лишь слова. Эту дверь посреди Ада мне не увидеть – с тем же успехом я мог бы искать её на торговой площади тёплым деньком в Вермильоне. Но здесь… здесь кажется, она рядом, только протяни руку. Здесь кажется, что нужная мне дверь может просто появиться из ничего и оказаться прямо передо мной. Мир живых соблазнительно близок, нужно лишь… чтобы случилось что-то мелкое, вроде запоздавшего слова, сорвавшегося, наконец, с кончика языка, и я увижу дверь…
Снова раздаётся моё имя – вой, теперь уже громкий, отражающийся эхом от стен, периодически изменяющийся звук, то пустой, то яростный, полный голода и злобы. Я делаю ещё шаг в свет.
– Снорри, ты должен пойти со мной. – Сложно произносить эти слова. – Ты уже повидал это место. Ничего хорошего отсюда не вынести.
Я жду его гнева, но никакого гнева в нём нет. Он опускает голову, отказываясь смотреть на свечение впереди.
– Арран Вейл.
– Что? – я хочу уйти, но остаюсь.
– Помнишь Аррана Вейла?
– Хм. – Мне бы бежать, но меня не пускает храбрость Снорри. Его представление о том, какой я, держит меня на месте. Мне бы бежать к залу – а вместо этого я стою и пытаюсь ему ответить. Арран Вейл? В уме проносятся имена, лица и места, дюжины, сотни, все встречавшиеся в наших долгих путешествиях. – Возможно… долина в Роне? Возле того маленького городка с одной церковью и тремя борделями, где…
– Дед Хеннана, внук Лотара Вейла.
– Кто ж забудет Лотара Вейла? Героя, о котором никогда не слышал, пока тот старик не назвал его имя!
– Неважно. – Снорри поднимает голову и смотрит на меня своими голубыми глазами. – Важно то, что у Аррана Вейла была история, корни, то, ради чего стоит жить, ради чего стоит дать отпор.
– Я помню только, что ты и Туттугу собирались расстаться с жизнями возле старого фермера, которого только что узнали, и только чтобы защитить его лачугу с бесполезным содержимым от викингов, которые возможно даже и не захотели бы с ним возиться. – Земля уже дрожит, пыль начинает плясать. Моя сестра близко и быстро приближается.
– Хорошо прожитую жизнь не станешь компрометировать, только чтобы протянуть ещё один день.
– Ну… – На зачитывание списка того, что сделал бы я, чтобы прожить ещё один день, понадобился бы как раз тот самый дополнительный день.