Эта единственная мысль переполнила меня. Вернись. Верни всё вспять. Сделай заново. Эта единственная мысль и её восхитительная жизненная сила после столь долгого времени в мёртвых землях. Лиза де Вир, высокая, стройная, прекрасная, тёплая, живая. Пройди по коридору и вернись в настоящее, во дворец в Вермильоне, где она уже замужем и весь мир против меня… или в последний миг поверни сюда и сделай шаг назад в то утро, где всё пошло не так, и где этого так легко можно было избежать.
Один шаг, вот и всё, что требуется. Остального я даже не помню. Я кладу руку ей на бедро, сажусь возле неё. Начинаю стягивать сапоги. Лиза протягивает руки, чтобы притянуть меня к себе, медленно поворачивается, тёмные волосы волнами ниспадают с её плеча.
У неё нет лица, лишь воронка плоти, из которой торчат десятки острых змеиных клыков, и с них капает яд. С криком ужаса я падаю с кровати, моя рубашка рвётся, большая её часть остаётся в кулаке существа. Я хватаю ключ и бегу к двери, но никакой двери уже нет. Карабкаюсь назад по полу спальни, а тварь, которая не Лиза, поднимается с кровати. Зажатый в угол, я тянусь, чтобы открыть ставни, но за ними лишь мёртвое небо Ада – там меня ждут вечные муки. В мёртвом свете яснее видно мерцание в тех местах, где миры касаются друг друга, и Не-Лиза выглядит как нечто скорее сделанное, чем выросшее – грязная плоть на старых костях. Она неловко слезает с кровати, дёргая конечностями, и шагает в мою сторону.
В отчаянии я сую ключ в сторону ближайшего места, где преломляется свет. Это не дверь, но почти может ею быть. Это полушанс, и я им пользуюсь. Чувствую, как ключ Локи увлекается чем-то, цепляется зубцами за какую-то ткань бытия… и я его поворачиваю.
А мгновением позже я уже вываливаюсь в печь Саха́ра, на обжигающе горячий песок, в раскалённую добела жару́, в место, которое пожирает надежду и погребает кости… и чувствую себя великолепно.
– Маршал? – кто-то сильно тряхнул мою руку. – Маршал!
Это бледный дрожащий Бонарти По. Ключ отпустил мой взгляд, и оказалось, что я сижу в коридоре – как раз там, где Гертет сунул его мне в руки.
– Сколько я…
– Думаю, все умерли! – По оглянулся на коридор. Разнёсся жуткий крик, опровергая его слова – такие же вопли можно услышать в пыточной.
– Надо уходить. – Я поднялся на ноги, держась за стену. Было темно, лишь одна лампа тлела в нише между нами и дверью в тронный зал, масло в ней почти прогорело.
– Г-говорят, вы знаете о… твари, которая на нас нападает? – Бонарти ещё не отпустил мою руку.
– Я видел такую в Аду.
– О, Боже. – От его хватки стало больно, так что я стряхнул его руки. – Но вы ведь знаете, как её победить?
Дверь в конце коридора разлетелась на куски, избавив меня от ответа. Там стояла нежить, словно рана на глазу – там, но невидимая. В следующий миг я её мельком заметил – не как воспалённый белый нерв, теперь она скрывалась под призраками, носила серые человеческие души, словно кожу.
Воздух между нами зарябил, на миг показались и исчезли искажённые линии и трещины, одни сверкающие, другие тёмные. Это и был тот рок, о котором нас предупреждал Лунтар. Не смерти, которые нежить сеяла десятками и тысячами, но разрушение мироздания. Такие же трещины я видел там, где на границе между мирами стоял зал судей. А теперь здесь тварь Мёртвого Короля вызвала столкновение двух миров, направляя обитателей Ада обратно в свои тела, в земли живых. По своей природе любая трещина склонна расширяться, и с каждым медленным поворотом Колеса – которое их и создаёт, – трещины будут распространяться всё быстрее и дальше. Ошимское Колесо, может, и находится в бессчётных милях отсюда, но его влияние достигает сердца любого места. Его продолжают крутить громадные недремлющие машины Зодчих, по-прежнему пульсирующие энергией, хотя сами Зодчие мертвы уже тысячу лет.
Нежить приближалась медленно, словно искушая нас побежать. Я знал, как быстро может двигаться эта тварь, и не шевельнулся, поскольку тогда она тут же бросилась бы на меня. Вместо этого я цеплялся за последние оставшиеся мгновения жизни. А у Бонарти не было моего понимания, и он побежал. Он сделал два шага, и нежить ударила его в спину. Она втекла в него – так голодный рот всасывает полоску сухожилия. Я заметил нервно-белое мерцание, когда последняя часть тонкого тела исчезла под кожей, захватив его хребет. Саван нежити из призраков отвалился, когда она вселилась в плоть, и они закружились, словно дым, вокруг парализованного тела.