– Ялан! – Пронзил меня голос Кары, и мои руки ослабли. – Тебе нужно успокоиться, очистить разум!
– Очистить разум? Какого чёрта ты несёшь? – Мой разум это кипящий котёл. Мне никогда не удавалось успокоить его голоса – даже когда я наслаждался кубком вина на балконе после кувырканий в постели, мои мысли были бурлящей мешаниной всякой всячины. – Я не могу!
– Тогда сконцентрируйся на чём-то другом, вспомни что-нибудь хорошее, что-то спокойное.
– Я… Проклятье, ни о чём не могу думать! – Любой образ, всплывавший в моём сознании, быстро превращался в какой-то жуткий кошмар, и вдалеке уже новая прозрачная тень темнела и начала принимать форму ужаса из моей головы. Я подумал о Лизе де Вир, но только представил её, соблазнительно украшенную полосками света и тени, как моё вероломное воображение принялось раздумывать о том, как Колесо может нанести мне вред с её помощью – и вокруг её рта тут же опала плоть, открыв треугольные зубы в жадной пасти. – Мне нужно убираться! Из-за меня нас всех убьют!
Я дёрнул поводья Убийцы, но Снорри наклонился и схватил их одной рукой.
– Ял! – Он щёлкнул пальцами перед моим носом. – Тебе не нужно очищать свой разум, не нужно наполнять его чем-то хорошим, тебе нужно просто слушать. – Снорри снова повернул Убийцу в сторону Колеса и пустил свою лошадь медленным шагом. – Рассказ проведёт человека через тёмные места. У историй есть направление. Хороший рассказ направляет мысли человека по нужному пути, не давая возможности сворачивать в сторону, не оставляя места ни для чего, кроме истории, которая перед тобой разворачивается.
– Снорри, и что у тебя за история? – спросил Хеннан. – Про ётуна, который украл молот Тора?
– Боже, только не надо твоих саг о монстрах! – Я уже видел их – из тумана выходили ледяные гиганты, в точности такие, как Снорри их описывал.
– О, эта история намного мрачнее. – Снорри повернулся в седле и посмотрел на нас. – Но если я буду рассказывать правду, то у вас в головах не останется места больше ни на что. Вы не сможете думать о том, как Хель выйдет из Колеса, потому что я и так раскрою её перед вами.
Вот так, направляясь верхом в сторону Ошимского Колеса, Снорри вер Снагасон впервые заговорил о своём путешествии по Хель. Возможно, способность Снорри рассказывать истории всегда-то была чем-то сродни магии, а в такой близости от Колеса эти лёгкие чары превратились во что-то могущественное. Я знаю лишь, что слова текли вокруг меня, и словно в плохом сне, я снова был в Аду, видя лишь то, что открывала мне история Снорри.
Снорри отворачивается от здания с множеством колонн – зала судий, – и смотрит в Хель, в ночь, которая ожила от порыва ветра её приближения. Ялан! Это кричит сухой воздух. Ялан!
И вот она стоит перед ним – ребёнок не старше его милой Эйнмирьи, бледная как призрак, но с каким-то внутренним свечением. Исчезла. А теперь завихрение ветра открывает её справа – стройная юная женщина, с пустыми глазами, одетая лишь в жгуты того, что её оседлало. Она наклоняет голову набок, изучая Снорри с чужеродным любопытством. Снова заговаривает ветер, его голос жалит песком и холодом. Теперь она – бледный и тихий младенец, лежащий справа от Снорри, и смотрит на него глазами, которые темнее ночи в Хель. Усики связанной с ней нежити поднимаются вокруг неё, словно прозрачные змеи, а их свет лишён теплоты. Ребёнок, который никогда не видел мира, и нежить, которой она была отдана – обе сплетены вместе, ждут, когда станут нерождённым в землях живых.
Ялан!
– Я не он, – говорит Снорри.
Нерождённая шипит, её очертания искажаются в какую-то уродливую тварь без постоянных чётких форм, и на передний план выходит нежить.
– Ты же чувствуешь это, не так ли? – Говорит Снорри. – Что кто-то из твоих уничтожен? Он вышел в Хель против меня, и теперь он – ничто. – Снорри поднимает топор. – Хочешь тоже попробовать?
Ветер взвывает, призрачная нерождённая разлетается на части, и, кружась, мчится в сторону зала судей. Снорри содрогается и опускает топор, надеясь, что ему удалось купить Ялу достаточно времени, чтобы он сумел вырваться.
Вдали – там, где стих ветер, и темнота снова опустилась на землю, с которой поднялась, – виднеется мёртвое небо. Оно цвета печали и нарушенных обещаний. Снорри снова начинает идти, и боль, жажда и голод Хель проникают в его тело, так что каждый шаг – это для него очередное сражение.
Он надеется, что Ял пробьётся – парень вырос за то время, пока они путешествовали вместе. Прошло меньше года, но вся мягкотелость из него исчезла, открыв в нём ту же сталь, что так очевидна в Красной Королеве, хотя возможно Ялу ещё только предстоит самому понять это. Без постоянных жалоб принца в загробной жизни так тихо. Снорри уже скучает по нему. Его лицо кривится в ухмылке. Даже в Хель Ял может заставить его улыбнуться.