– Но ты…
– Я ещё не занял своего места, так что и вышвырнуть меня не могут. Когда направляешься в залы, тело твоё хранится в Хель… или копия тела, наверное… В любом случае, я отправился присматривать за Фрейей, а не туда, куда должен был.
Снорри протягивает руки и кладёт на плечо Туттугу.
– Тутт. – Он понимает, что у него нет слов.
– Всё в порядке. Ты сделал бы то же самое для меня, брат. – Туттугу сжимает запястье Снорри, а потом идёт показывать дорогу.
Снорри бросает ещё один взгляд на долину, которую Туттугу оборонял от всех нападавших, а потом идёт за другом, вниз по склону, в сторону спокойных вод внизу.
У берега видна гребная лодочка, привязанная к валуну на отмели. Сразу за этим камнем дно фьорда резко уходит вниз, теряясь в чистой тёмной воде. Снорри идёт вброд и хватает верёвку. От жуткой жажды страшно хочется попить, но он пришёл сюда не ради воды.
Снорри влезает в лодку, берёт вёсла. Туттугу перебирается через борт, садится на корме, и Снорри гребёт по озеру. Нет никаких признаков погони из того места, где долина выходит к фьорду. Небо над головой – это небо мира живых, тёмное от туч, и закручивается огромной спиралью над ними, словно это сделал палец бога. Работа Тора, наверное. Заговорит ли гром, прежде чем закончится их путешествие?
Над водой висит вечерний туман. Свежесть в воздухе говорит о ранней осени, слышны следы запахов дыма, рыбы и далёкого моря. Каждый взмах вёсел приближает Снорри к цели. В долине его одолевал страх – страх, что сил окажется недостаточно, чтобы пробиться, и что в конце концов путь воина не приведёт к тому, чего желает сердце. А теперь в нём растёт новый страх, и этот голос всё громче с каждым взмахом вёсел. Что он найдёт? Что скажет? Какое будущее их ждёт? Снорри пришёл спасти детей, а вместо этого с каждым мигом сам чувствует себя всё больше ребёнком. Он боится встретить семью, которую подвёл – боится, что не справится с задачей, которую ему сейчас нужно будет выполнить.
Он инстинктивно останавливает вёсла. Поднимает их, капает вода, и лодка мягко ударяется в Длинный причал. Снорри завязывает верёвку на древнем шесте и выбирается на дорожку. Из-за ран он чувствует себя стариком.
Склоны перед ним те же самые, на которых он родился, где вырос из колыбели и стал мужчиной, и где воспитал своих детей. Здесь Туттугу и Снорри мальчишками ловили рыбу с причалов, здесь резвились среди хижин, когда весной приплывали длинные корабли, здесь гонялись за девчонками. Особенно за одной. Как её звали? Губы Снорри кривятся в ухмылке. Ядвига, возлюбленная Туттугу, когда им было по девять. Тогда она выбрала Тутта, а не Снорри – возможно, это его единственная победа за все годы, и Снорри воспринял её неважно.
Туттугу встаёт со Снорри у подножия склона и ждёт. Снорри ловит себя на том, что медлит. Сейчас на склоне только его дом. Путь чист. И всё же он стоит здесь, не двигаясь. Викинга толкает ветерок, и трава пляшет под его дудку. В вышине, на хребтах, козы медленно ходят по своим тропинкам. Над фьордом на ветру скользит чайка. Но никто из них не издаёт ни звука, ни единого звука. И дом замер в ожидании.
– Я присмотрю за озером, – говорит Туттугу.
Храбрость может принимать разные формы. Что-то одним даётся сложнее, чем другим. Снорри собирает всю свою храбрость, чтобы сделать то, что так долго его влекло; что завело его так далеко такими странными путями. Он ставит одну ногу перед другой, потом ещё раз, и идёт по неровной дорожке, по которой столько раз ходил прежде.
У двери в свой дом Снорри снова приходится собраться с духом. Перед глазами стоят образы той ночи, когда Свен Сломай-Весло привёл мертвецов в Восемь Причалов. Звуки их криков оглушают его, их крики разносятся, а он беспомощно лежит перед хижиной, заваленный снегом с крыши.
Он слепо прижимает руку к двери, нащупывает щеколду, проталкивается внутрь. Очаг не растоплен, постель укрыта шкурами, а шкуры – тенью. В кухонном уголке чисто, лестница на чердак на своём месте. Они втроём стоят спинами к нему, Фрейя между детьми, одна рука на плече Эгиля, другая на голове Эми. Все трое стоят молча, опустив головы, и не шевелятся.
Снорри пытается заговорить, но от эмоций горло перехватывает, и он не может вымолвить ни слова. Воздух выходит из него резкими короткими выдохами – так дышит человек, которого насквозь пробило копьё, и он пытается справиться с болью. Он чувствует, как его лицо кривится в гримасе, щёки поднимаются, словно могут как-то сдержать слёзы. В дверях своего дома Снорри вер Снагасон падает на колени, прижатый бременем, которое тяжелее снега, который завалил его в тот раз. Сейчас его силы уходят быстрее, чем от отравленного дротика. Раздираемый рыданиями, он пытается выговорить их имена, но никаких слов по-прежнему не слетает с его губ.