– Похуй. – Я вытащил меч и нырнул в чернильно-тёмный проход, ведущий на площадь Победы. Снова вздохнул я только когда вышел. По всей площади перед лестницей у дома моего отца горели фонари на шестах. В нескольких верхних окнах горел свет, и я подумал о Мише с её ребёнком. Я ускорил шаг, надеясь, что она заперла двери.
Слева от меня стояли казармы Адама – тёмное и тихое строение, в котором жили стражники. Справа – конюшни стражи, которые выглядели столь же пустыми, хотя я слышал тихое нервное ржание животных внутри. Жеребцы топали, словно чувствовали ночную напряжённость. Я даже здесь чуял запах дыма из пригорода. Луна, по-прежнему кровавая из-за пожара, поднялась выше. Мои сапоги слишком громко грохотали по камням.
В восточном и западном крыльях Римского Зала было темно и тихо. С одной стороны располагались кухня и покои слуг, а с другой – дворцовая церковь святой Агнессы. Я сосредоточился на тех фонарях, на озере света у дверей моего дома. Там я мог собрать нескольких стражников и получить более полную картину происходящего. Я побежал.
Мертвецы появились из церкви. Огромные дубовые двери на чугунных петлях с грохотом распахнулись, и из чернильной темноты вышли трупы двух священников, а за ними три юных послушника. Шустрые, как ускоренные мертвецы с городских стен, они немедленно меня заметили и побежали. Я глянул на меч в своей руке, в голове всплыл образ ребёнка Дарина, и на миг решил, что не отступлю.
Тварь, которая появилась за священниками, когда-то была человеком – причём, огромным! Некромант, должно быть, несколько часов над ней работал, возможно, спрятавшись в крипте под церковью. Сколько времени присягнувший смерти ждал за стенами бабушки? Неделю? Месяц? Годы? Наверняка, спрятавшись у всех на виду. Это мог быть как один из отцовских слуг или стражников, так и служанка, которая приносила горячую воду для моей ванны…
Снова сунув меч в ножны, я развернулся и побежал, спасая свою жизнь. Этот мужик, пока не помер, был, наверное, выше Снорри, и почти такой же широкий в плечах. Теперь ему нагромоздили дополнительные мышцы поверх собственных – сырое мясо других людей, прикреплённое к его плоти и кости. Блестящие красные шматы поверх его рук выглядели как бедренные мышцы взрослого человека.
Все они бежали шустро и тихо, вопли доносились только от меня – я мчался к казармам Адама, держась подальше от дверей, поскольку боялся того, что могло оттуда вырваться.
Моё главное правило бега, после "не останавливайся" и "беги быстрее" – это "беги вверх или отправляйся в землю". Прятаться всегда хорошо (если только тебе не нужно оказаться там, где очень важно быть), но если спрятаться не можешь – беги вверх. Иногда мне встречались бегуны, скорость которых превышала мою, но ещё не попадались такие, чьё желание поймать меня было сильнее моего желания сбежать. Взобравшись на крыши, я неминуемо находил возможность для прыжка, который мой преследователь не готов был совершить, или доску, по которой он не готов был пробежать. И, как всегда, лучше знать место действия, а дворец, к счастью, был моей игровой площадкой многие годы.
Я пронёсся позади здания казарм, подпрыгнув от резкого поворота, заметил вблизи от внешней стены повозку с бочками для воды и направился прямиком к ней. Звуки топающих ног позади сказали мне, что преследователи бегут как раз так быстро, как я и боялся.
Подпорки повозки образовывали пандус, с которого я вскочил на высокую кучу бочек. Дорожка на внешней стене поддерживалась квадратными балками, которые через регулярные интервалы поднимались от земли, а не крепились к стене, как было бы, если б она была выше. На середине каждой балки торчало по две скобы для факела или фонаря, по одной с каждой стороны. Я прыгнул в сторону ближайшей балки, собираясь оттолкнуться от неё, и моя нога попала прямо над скобой. Едва не соскользнув, я оттолкнулся вверх, изо всех сил прыгнул к краю дорожки, схватился за неё кончиками пальцев и повис, задыхаясь и раскачиваясь. Дорожка находится футах в шестнадцати над землёй, поэтому мои ноги заманчиво висели на такой высоте, что любой мертвец внизу захотел бы подпрыгнуть и схватить меня за лодыжки.
"К счастью", трупы, преследовавшие меня, побежали моим путём. Первый священник бросился с бочек, скривив лицо в жуткой молчаливой ярости. Я попытался качнуться, убравшись с его пути. Пролетая мимо меня, он царапнул мой бок ногтями, его ряса трепыхалась, словно крылья какой-то огромной вороны. Я начал подтягиваться, когда прыгнул второй священник. Нелегко подняться на край, за который держатся лишь твои пальцы, но ужас придал мне сил. Я подтянул подбородок на уровень дорожки и забросил ногу на парапет. Каким-то образом страх вознёс и остальные мои части на край. Второй священник в своём коротком полёте на мощёный двор лишь коснулся подошвы моей поднимающейся ноги.