– Он. – Омар осенил себя жестом, прося у Аллаха защиты. – Он встречался с моим отцом, и теперь они друзья.
Я остановился посреди улицы и некоторое время думал об этом.
– Начинает строить свою империю смолоду, да? – Впрочем, это произвело на меня впечатление. У моей бабушки были союзники в Либе – она повсюду заводила знакомства в поисках хороших браков. Но она хотела найти кровь, которая, смешавшись с кровью её сыновей, произведёт ценного наследника – того, кто заполнит прорехи в видениях будущего Молчаливой Сестры… мою сестру. У Йорга Анкрата иные планы, и я раздумывал о том, как скоро они приведут его в Вьену, чтобы представить Конгрессии свою кандидатуру и потребовать трон Империи. – Интересно, как далеко это его заведёт?
– Ну и как он тебе? – Омар вернулся за мной – сын калифа ждал меня на пыльной улице. Казалось, его удивительно сильно интересует мой ответ. Я понял, что раньше никогда не видел его так ясно, как сегодня, под гнётом боли, которую причинил сам себе. Омар – мягкий, пухлый, плохой игрок, слишком богатый, слишком дружелюбный. Но когда он так напряжённо смотрел на меня, как смотрел обычно лишь на рулеточное колесо, я понимал, что Матема видела в нём другого человека: того, кто не только внесёт мой ответ в уравнение невероятной сложности, но ещё и решит его. – По силам ли ему его амбиции?
– Что? – Я схватился за голову. – Йорг? Не знаю. Мне плевать. Я хочу лишь отправиться домой.
ПЯТЬ
Омар с Юсуфом пришли на окраины Хамады, чтобы проводить меня. Омар в чёрной мантии студента, а Юсуф, блиставший чёрной улыбкой – в белой, с фрактальными рисунками магистра. Они рассчитали для меня безопасный проезд к побережью с соляным караваном. Они сказали, что путешествие с шейхом Маликом закончилось бы плохо, хотя и не сообщили, с чем был бы связан мой крах – с побуждениями шейха, с джинном или мертвецами, или с непристойными действиями по отношению к его прекрасным дочерям.
– Это подарок, друг мой! – Омар кивнул головой в сторону трёх верблюдов, которых подводил его человек.
– Ах ты сволочь.
– Тебе они понравятся, Ялан! Подумай о том, что в Вермильоне все головы будут оборачиваться в твою сторону, если въедешь на спине верблюда!
Я закатил глаза и махнул человеку, чтобы он добавил моё трио к гружёному стаду, щипавшему траву каррас позади меня. Уже скоро все восемь десятков пойдут по дюнам, а порядок будут обеспечивать лишь дюжина торговцев солью, да я.
– И передавай Красной Королеве поклон от моего отца, – сказал Омар. – И от моей матери тоже.
Мать Омара мне нравилась. Вторая по старшинству жена калифа из шести – высокая нубанская женщина из внутренней части континента, тёмная, как эбеновое дерево и аппетитно-привлекательная. И забавная. Думаю, что чувство юмора Омара досталось ему от отца. Подарить человеку трёх верблюдов, после того, как его заперли за нападение на одного из этих зверей – это подло и вовсе не забавно.
Я повернулся к Юсуфу.
– Итак, магистр Юсуф, возможно, у вас есть для меня какое-нибудь полезное предсказание? – По традиции ни один влиятельный человек не покидает Хамаду без какой-либо напутственной нумерологии. В основном от провалившихся студентов, которые продают свои умения, как могут – будь то счетоводство, букмекерство или продажа мистических предсказаний на улицах. Однако принц может надеяться на то, что ревизией его возможностей и вероятностей займётся сама Матема. И как тут не попытаться получить прогноз от магистра, раз уж я знал Юсуфа по Умбертиде.
Улыбка Юсуфа на миг натянулась.
– Разумеется, мой принц. Боюсь, наши залы для вычислений заняты… знаменитостями. Но могу сделать быструю оценку.
Я стоял, стараясь не выказать обиду, пока Юсуф с поразительной скоростью царапал что-то на грифельной доске, которую он вытащил из-под мантии.
– Один, два, тринадцать. – Он поднял глаза.
Я поджал губы.
– И что это значит?
– А-а. – Юсуф снова глянул на доску, словно в поисках вдохновения. – Первая остановка, вторая сестра, тринадцатое… что-то.
– Почему эти предсказания не могут быть вроде такого: в третий день весны дай пятому встретившемуся четыре медяка, чтобы избежать беды? Вот видите, просто и полезно. А ваше может означать что угодно. Первая остановка… на пути домой? Оазис? Порт? А вторая сестра? Моя сестра, Молчаливая Сестра? Помогите мне!
– Вычисления сделаны исходя из того, что вам будет сказано то, что сказал я. Если бы я захотел сказать больше, то пришлось бы делать вычисления снова, и ответ был бы другим, и с другими целями. Если сейчас я скажу вам больше, то это нарушит исход, и числа перестанут быть правдивыми. И кроме того, я не знаю ответов – так и приходит магия, и определить всё точно нелегко. Понимаете?
– Так сделайте вычисления снова. У вас ушла на это минута.
Юсуф продемонстрировал мне чёрную улыбку.
– А-а, друг мой, вот тут вы меня поймали. Я обрабатывал ваши переменные с тех пор, как мы впервые встретились в флорентийском банке. Возможно, я немного ввёл вас в заблуждение, намекнув, что вы не важны для предстоящих событий. Я подумал, что вам легче будет, если вы не будете знать.
– Что ж… хм, так-то лучше. – Я сомневался в этом. Когда я бесился, что недостаточно важен, чтобы стать частью уравнения, я чувствовал себя лучше, чем теперь, когда знал, что мои действия имеют значение. – Хм, мне пора. Да пребудет с вами Аллах, и всё такое… – Я поднял руку, прощаясь, но Омар быстро бросился ко мне и сжал в объятьях.
– Удачи тебе, друг мой.
– Мне не нужна удача, Омар! И у меня есть вычисления в доказательство… один, два, три…
– Тринадцать.
– Один, два, тринадцать. Это должно меня уберечь. Навести нас в Красной Марке, когда тебе наскучит решать уравнения.
– Обязательно, – сказал он, но я-то знал по опыту: нужны тренировки, чтобы солгать, когда обнимаешь кого-то, а Омар не тренировался.
Я высвободился и направился в сторону головы каравана.
– Не забудь своих верблюдов, Ялан!
– Точно. – И я с неохотой пошёл в хвост группы, приготовившись уклоняться от первых залпов верблюжьей слюны.
Пустыня жаркая и скучная. Прошу прощения, но по большому счёту это всё, что можно о ней сказать. Ещё в ней есть песок – но камни вообще довольно скучные штуки, и, если их раздробить на очень маленькие части, лучше не станет. Некоторые люди расскажут вам, как пустыня день за днём меняет характер, как её бесконечно ваяет ветер на громадных безжизненных просторах, не предназначенных для людей. Они будут петь дифирамбы цветам и оттенкам песка, величию высящихся голых скал, которым песчаный ветер придал экзотические формы, навевающие мысли о струящейся воде… но по мне так слова "песчаная", "жаркая" и "скучная" полностью её описывают.
После воды и соли самый важный фактор в пустыне, это скука. Некоторые в таких условиях прекрасно себя чувствуют, но я всегда стараюсь не оставаться наедине со своим воображением. Если не хочешь погрузиться в неприятные воспоминания или в неудобную правду, то важно чем-то занять себя. Уже одно это многое говорит о моей юности. В любом случае, в тишине пустыни, где поговорить можно лишь с верблюдами да язычниками (причём, все они слабо понимают язык Империи), человек остаётся беззащитным и становится жертвой мрачных мыслей.
Я держался, пока мы не добрались до побережья. Но последний переход по узкой полосе песка между бескрайним морем и бесконечной границей дюн сломал меня. Одной прохладной ночью мы стояли лагерем близ каркаса какого-то огромного океанского корабля, который, по иронии судьбы, заплыл в порт, где соли было больше, чем в морской воде. Я бродил среди его голых покрытых солью балок, торчащих из берега, и, положив руку на древнее дерево, мог поклясться, что слышу крики тонущих моряков.