– Ступай, – сказала она. – Мы поговорим об этом в другой раз. – Взмахом руки она отпустила меня, и я повернулся к двери, изо всех сил стараясь не побежать.
Я увидел Молчаливую Сестру, стоявшую там, куда я указал. Лохмотья, кожа и блестящие глаза. Сложно сказать, что она думала на этот счёт. Она оставалась недоступной, как алгебра.
ДЕВЯТЬ
Я вернулся в Римский зал и нашёл там брата Мартуса в плохом настроении, который только и ждал, в кого бы вцепиться.
– Вот ты где. Чёрт, куда ты исчезал? – Он вышел из коридора в вестибюль.
– Были дела с…
– Ну, это неважно. Хорошо, что ты почистился. Повезло тебе, что тебя не подстрелили, как гу́ля.
– Гуля?
– Да, чёртова гуля. Ты не знаешь, что тут творится? Чёрт, да где же ты пропадал? Под скалой?
– Ну, какое-то время, да. Но в последнее время – Марсейль, Пиратские острова, Либанская пустыня и Ад. Так что происходит?
– Беда! Вот что происходит. Бабушка ведёт южную армию в Словен на какую-то бездумную кампанию. На Словен-то ей вообще-то наплевать, её интересует какая-то ведьма. Говорит, что её укрывают герцоги Словена. Целую армию! Ради одной женщины… А хуже всего то, что мою часть оставляют здесь.
– Да, это хуже всего. – Я собрался идти дальше. Живот у меня был пуст, и появилось внезапное желание наполнить его чем-нибудь вкусненьким.
– Этот чёртов Грегори де Вир. – Мартус протянул руку и схватил меня за плечо, не давая мне уйти. – Его пехота составляет авангард. Он вернётся треклятым героем! Точно говорю. Он потом годами будет изображать эту кампанию в офицерской столовой, выставляя виноградины: "Словенская шеренга удерживала гребень", и толкая вишни: "Пехота Красной Марки атаковала с запада…". Чёрт его дери. А эта старуха оставляет меня присматривать за городом.
– Ну. Неплохо будет, если тебе удастся сохранить его целым. – Я почесал живот. – Но неужели на это нужно… сколько вас. Кстати?
– Две тысячи человек.
– Две тысячи человек! – Я стряхнул с плеча его руку. – И от чего ты собираешься нас защищать? Это же Вермильон! На нас никто не собирается нападать.
– Идиот, я же только что сказал тебе!
– Не хочешь же ты сказать… постой, гули?
– Гули, клок-и-боли, ходячие трупы. За последнюю пару месяцев их видели повсюду в городе. Стражники, конечно, со всем управляются, но горожане нервничают. А их уже и армия Юга на улицах города достаточно пугает.
– Ну… бережёного бог бережёт, наверное. А я буду крепче спать в чьей-нибудь кровати, зная, что ты патрулируешь улицы, брат. – С этими словами я повернулся и быстро зашагал прочь, чтобы больше никакая рука меня не остановила.
Как бы ни хотелось мне оставить государственные дела государственным людям, я вдруг понял, что никак не могу выкинуть из головы стенания Мартуса. Я не сильно печалился о том, что он утратил шансы на славу – но меня беспокоила мысль, что бабушка уводила армию как раз тогда, когда в Вермильоне появились реальные доказательства тех угроз, о которых она твердила годами. Вопросы без ответов снова привели меня к лестнице Гариуса. Я сомневался, что Красная Королева будет обходительной со мной, особенно после нашей последней встречи, и, если честно, не знал во всей Красной Марке никого, кроме Гариуса, кто одновременно и обладал информацией и был готов поделиться ею со мной.
Старик был там, где я его оставил – сидел, склонившись над книгой.
– Книги! – влетел я. – Никто не пишет в книгах ничего хорошего.
– Внучатый племянник. – Гариус отложил в сторону неприятный предмет.
– Объясни мне эту историю со Словеном. – Не было смысла ходить вокруг да около. Я хотел, чтобы мой разум успокоился, чтобы можно было напиться в хорошей компании. – Она начинает войну… ради чего? – Гариус криво улыбнулся.
– Не сторож я сестре своей.
– Но ты знаешь.
Он пожал плечами.
– Кое-что.
– Все эти гули в городе. И другие… твари. Мёртвый Король направил сюда свой взор. Почему она мчится сражаться с иностранцами за сотню миль отсюда?
– А что направило сюда взор Мёртвого Короля? – спросил Гариус.
Мне не хотелось говорить, что это был я, поэтому я ничего не сказал. Хотя, честно говоря, по словам Мартуса мёртвых в пределах стен города замечали уже некоторое время назад, а я вернулся только что.
– Мёртвого Короля направляет Синяя Госпожа, – ответил за меня Гариус.
– И почему…
– Алиса говорит, что наше время выходит, и быстро. Она говорит, что проблемы в Вермильоне нужны, чтобы отвлечь её, чтобы держать её здесь. Но настоящая опасность будет, если не остановить Синюю Госпожу. Ошимское Колесо по-прежнему вращается… неясно, сколько нам ещё осталось, но если позволить Синей Госпоже толкать его и дальше, то наши последние дни утекут сквозь пальцы так быстро, что даже таким старикам, как я, придётся волноваться.
– Так это действительно целая армия, настоящая война, только чтобы убить одну женщину?
– Иногда это необходимо…
***
Я не знал, зачем пришёл в покои своего отца. Предлогом было желание узнать больше про войну, которую вела его мать, но Красная Королева скорее поделилась бы планами с придворным шутом, если бы он у неё был, чем с Реймондом Кендетом.
Я постучался в его спальню, и дверь открыла служанка. Я не обратил внимания, какая именно. Мой взгляд приковала фигура в постели: отец лежал, скрючившись, во мраке, и видно его было лишь в редких местах, где дневной свет проникал через щели в шторах.
Служанка ушла и закрыла за собой дверь.
Я стоял, снова чувствуя себя ребёнком, не находя слов. Здесь пахло кислым вином, плесенью, болезнью и горем.
– Отец.
Он поднял голову. Выглядел он старым. Лысеющий, седеющий, кожа да кости и нездоровый блеск в глазах.
– Сын мой.
Кардинал всех называл "сын мой". Мне на память пришли сотни скучных проповедей – и все те случаи, когда мне нужен был отец, а не духовник; всё то время со дня смерти матери, когда мне нужен был человек, которого она видела в нём – поскольку, хоть брак и был по расчёту, но она была не из тех, кто отдастся мужчине, к которому не чувствует уважения или признательности.
– Сын мой? – неразборчиво повторил он. Снова пьян.
Я забыл причину, по которой пришёл, и развернулся, чтобы уйти.
– Ялан.
Я повернулся обратно.
– Так ты узнал меня.
Он улыбнулся – слабой улыбкой, почти гримасой.
– Узнал. Но ты изменился, мальчик. Вырос. Сначала я думал, это твой брат… только не понял, какой. В тебе есть что-то от обоих.
– Что ж, если ты хочешь просто оскорблять меня… – На самом деле я знал, что это комплимент, во всяком случае, по части Дарина. А может и по части Мартуса. Мартус, по крайней мере, храбрый.
– Мы… – Он закашлялся и сжал себе грудь. – Я был плохим…
– Отцом?
– Я собирался сказать "кардиналом". Но и отцом тоже плохим. Мне нет оправданий, Ялан. Это было предательством твоей матери. Моя слабость… Мир несётся так быстро, а лёгкие пути так… легки. – Он поник.
– Ты пьян. – Хотя мне ли обвинять в этом кого угодно. Мы никогда вот так не разговаривали. Он очень пьян. – Тебе надо поспать. – Мне не хотелось слушать его тошнотворные извинения, которые забываются на следующий день. Я не мог смотреть на него без отвращения – хотя, кто знает, возможно, в какой-то мере это был просто страх, что я смотрю в зеркало и вижу старого себя. Я хотел… хотел, чтобы всё было по-другому… сейчас, из-за смерти матери, я видел его с другой стороны. Это всё из-за Снорри – он показал мне, как смерть жены может подкосить даже самого сильного человека. Хотел бы я, чтобы он мне этого не показывал – намного легче ненавидеть отца, считая, что он просто меня расстраивает.
– Нам надо… поговорить как-нибудь… – снова кашель. – И заняться тем, чем должны. Моя мать… ну, ты её знаешь, она всегда не очень-то хорошо справлялась… с такими делами. А я всегда говорил, что справлюсь лучше. Но когда Ниа умерла…
– Ты пьян, – сказал я, и понял, что у меня перехватило горло. Я направился к двери и открыл её. Почему-то я не мог просто уйти – слова не желали уходить вместе со мной, я должен был оставить их в комнате. – Когда тебе станет лучше. Тогда и поговорим. Напьёмся вместе, как полагается. Кардинал и сын.