Для Ошо оказалось в равной степени трудным поддерживать отношения хоть с каким-либо учителем, потому что он не нашел никого, кто понял бы его запросы или имел опыт в поисках того, что искал он сам. Поскольку это создало о нем совершенно неправильное представление, его стали рассматривать как нескромного и невежливого мальчика. Для самого Ошо это ощущение было полезным. Коль скоро у него опять не появилось кого-то, похожего на наставника, он оказался наедине с самим собой, опять почувствовал себя одиноким.
«Я никого не мог принять в качестве своего учителя, — объясняет Ошо, — и хотя всегда был готов стать чьим-то учеником, я не нашел никого, кого бы я мог назвать „мой наставник“».
Он и дальше пытался найти кого-то, кто смог бы раскрыть ему феномен смерти, которую бы наблюдал так ярко и близко.
«Все, кого я встречал, были слишком увлечены жизнью и вовлечены в нее. Человек, который не видел смерть, никогда бы не смог стать моим учителем. Я хотел бы почитать их, но не мог. Я мог почитать реки, горы и даже камни. Я не встретил учителя, к которому испытал бы прилив уважения, потому что не чувствовал, что кто-то знает абсолютную истину, без которой жизнь бессмысленна. Я никогда не ощущал себя маленьким ребенком, который должен оставаться под чьей-то защитой и присмотром. Не к одному человеку я шел — я шел ко многим людям сразу, но всегда возвращался с пустыми руками, поняв, что все, что мне давали, я уже знал. У них ничему нельзя было научиться».
Это еще только активировало его внутренние поиски. По собственным словам Ошо:
«Меня опять отбросило назад, к самому себе, уже с другой стороны, потому что я никогда не верил и не чувствовал, что истине можно научиться у других людей. Есть только один способ познания, и этот способ — познать все самому».
Но юный Ошо не был окончательно потерян для школы. Прямо с первого класса Ошо прославился своим прекрасным почерком и способностями к рисованию. Он начал читать газеты и журналы во втором классе и тогда же стал — самым юным изо всех — абонентом публичной библиотеки Гадарвары. Еще в начальной школе Ошо проявил свой талант поэта, писал короткие истории, статьи, фотографировал. В шестом классе он самостоятельно издавал рукописный журнал «Прайас», что значит «Попытка».
Среди того, что сделало Ошо популярным, был его необыкновенный талант рассказчика, особенно когда он рассказывал детективные истории. Свами Агеа Сарасвати, друг его детства, с теплотой вспоминает школьные дни, когда после занятий рисованием Ошо обычно рассказывал своим товарищам необыкновенные истории, вычитанные в детективных романах.
Еще одна вещь, развивавшая ум Ошо, была его любовь к природе и его восхищение рекой Шаккар (что значит «сахар»), чьи пресные воды пробегали через Гадарвару. В реке он нашел не только друга, но и учителя. Все его существо стремилось слиться с рекой и ее окрестностями во всех их состояниях. У Ошо есть глубоко поэтичное описание его внутренней связи с рекой:
«В детстве я рано утром обычно ходил на реку. Это была меленькая речушка, которая текла очень медленно, если только вообще текла. И утром, когда солнце еще не взошло, нельзя было понять, течет река или нет, настолько медленным и спокойным было течение. И утром, когда там никого не было, купальщики еще не появились, там было потрясающе тихо. Даже птицы не пели в такую рань, не слышалось ни единого звука, все было окутано тишиной. А над рекой висел аромат деревьев манго… Я постоянно приходил туда, на самую дальнюю излучину реки, чтобы посидеть там, просто чтобы посидеть. Не было необходимости что-то делать, мне было достаточно просто там находиться. Это было прекрасное состояние — находиться там. Я купался, плавал, а когда солнце поднималось выше, я доплывал до другого места на берегу, где был широкий песчаный пляж, чтобы обсохнуть на солнце, и лежал там, иногда даже засыпал».
Когда мать спрашивала, чем он занимался целое утро, Ошо обычно отвечал: «Ничем». Недовольная ответом, мать настаивала на ответе. Ошо говорит:
«Моя мать настаивала на том, чтобы я чем-то занимался, и я говорил: „Ладно, я купался и сушился на солнце“, и ей этого было достаточно. Но я не был доволен — то, что происходило на реке, было невозможно описать словами. „Я купался“. Это утверждение звучит так бледно и невыразительно. Играть на берегу реки, купаться в реке, плавать по реке — это такие глубокие впечатления, что сказать просто „я купался“ означало не сказать ничего или сказать „я пошел туда, прогулялся по берегу реки и посидел там“ — это все не передает никакого впечатления».