Обычно пляски продолжались до тех пор, пока Прародитель не насмотрится-налюбуется, да и погаснет, уступая дорогу молодым парням, для которых самое время наступает. А они уж своего никогда не упустят – похватают понравившихся девчонок и, хохочущих, утянут за собой – тропки любимые показывать да ночным небом любоваться. По осени и свадьбы начнут играть…
Костер начал спадать, но почему-то не постепенно, как обычно, а резко, будто лучину в темной комнате задули. Не самое лучшее предзнаменование, поэтому и зашептались, зароптали люди за нашими спинами.
На несколько мгновений тьма стала совсем непроглядной, а потом за шиворот, как иголки, побежал морозец, волосы и шея мигом подернулись инеем. Стало очень тихо, я отчетливо услышала, как рядом у Волнины бьется сердце. Быстро-быстро, как у загнанного зверька. Может, мое также билось, не знаю… Только ставшие мокрыми ладони разомкнулись, и наши руки безвольно упали вдоль туловища. Из темноты начали проступать знакомые картины – вот негромко плещется река, вот лес совсем рядом – тянется к нам своими крючковатыми руками.
А на месте пепелища стоял незнакомец. И вроде бы глазу не за что зацепиться, а чувствовалась в нем сила какая-то страшная, чужеродная. И молодой совсем, вёсен двадцать всего отметил. Но лицо суровое, длинное. Нос с горбинкой, жесткая черная борода. И, поди ж ты, кудри смоляные на голове. Девчонкам на зависть.
Первым, как и положено, опомнился старейшина. Подошел ближе, за ним сыновья его встали, оттеснив нас, девчонок, плечами широкими. Они воинскую выправку сразу разглядели, не то что я, нос да кудри разглядывала. А незнакомец вдруг первый заговорил, и видно было, с каким трудом он слова из себя выдавливал:
– Я… – махнул он рукой в сторону Ключиницы. – Оттуда пришел.
– Добро, – кивнул старейшина. – Гостям у нас всегда рады, коли с миром приходят. Праздник у нас сегодня. Подходи, сейчас костры наново зажжем, – засуетился Можай, на сыновей оглядываясь. – Садись рядом, угощайся.
– Погоди приглашать, – проскрипел мужчина. – Я за долгом, моему божественному Предку обещанным. Ныне время подошло, – глянул исподлобья он на нас с Волниной.
– Великая Вода подтверждает мое право, – и он протянул старейшине мокрый венок.
Еле слышно ахнул кто-то в толпе, а по моим плечам опять иглами скользнул мороз.
Несколько мгновений все молча смотрели на этот венок. Я подметила, что он пообтрепался, вон – цветы уже выпадают, видимо, впопыхах плели.
А потом сообразила, кто плел тот венок, и коленки мои подогнулись. Осела я на землю, как куль с мукой, хватая ртом воздух. И уже ни одной мысли в голове не осталось, только страх дикий.
Долг предков. Это что же получается? Я его отдавать пойду? Вот совсем недавно же прыгала по лесу, резвилась, а теперь уже, почитай, со светом прощаться пора? А мама? Когда подумала о маме, слезы хлынули из глаз рекой.
Рядом опустилась Волнинка, по голове погладила, и вроде даже полегче стало. Но оглянулась вокруг – и сразу наткнулась на взгляды жалостливые. Сказывала я ранее, что означает венок девичий в руках чужака. Но ведь ни разу за всю мою жизнь не было такого. Басня просто, которой девчонки пугали друг друга накануне Представления. Как же вышло, что все всерьез?
Глава 2
Ночью в лесу было холодно, несмотря на то, что лето и не думало уступать осени. Мелкий дождик надоедливо проникал сквозь плащ, а ветер, хоть и совсем слабый, заставлял съеживаться под мокрой одёжей и мечтать о теплой печке в родной избе. Ноги по знакомым тропкам ступали быстро, уверенно, след в след за мужчиной. Он не собирался на меня оборачиваться. Кажется, как ушли из деревни, ни разу не посмотрел, иду я следом или нет. А до того и пары слов мне сказал, будто злился за что. Слезы опять начали подступать к глазам, противно скатываясь по кончику носа.
Родители с братьями все-таки пришли на праздник, видно, долго меня ждали. А и надо было тогда из леса сразу домой пойти, ну подумаешь, мать бы полотенцем поддала, да братья подзатыльниками наградили. И сам лес неспроста хулиганил, не пускал меня. Но догадливая я только задним умом.
Хуже нет осознавать, что причинила горе любимым людям. Мне даже не дали подойти к ним, несколько крепких мужиков держали враз постаревшего отца и разъяренных братьев, а мать такую я видела только, когда бабушка умерла… И родителей жалко, а себя – сильнее, но никто не мог пойти против воли Прародителей. Еще помнили древние заветы и силу, с которой нельзя не считаться. Только мнилось мне – случайность это, пройдет немного времени, и образуется все. Не могли Стихии от меня отказаться, не хуже других я девка.