Накануне смотра курсанты не спали до двух ночи: мыли полы, стирали портянки, воротнички, носовые платки, гладили гимнастерки и брюки, чистили сапоги, гладили и подшивали воротнички, мыли головы при помощи хозяйственного мыла и холодной воды, а также драили голенища кирзовых сапог.
Утром, после завтрака, всех вывели на плац недалеко от школы, а что делать дальше - никто толком не знал. Если заставить маршировать, поднимется пыль, никакого блеска на сапогах не будет, топать на месте то же самое, а стоять по стойке смирно: долго не простоишь.
- Читайте им мораль, - приказал Степаненко сержанту Кошкину, когда тот пришел получить ценное указание. ˗ Смотрите, чтоб голенища сапог у них блестели. Мало ли генерал, а то и свите генералов захочется осмотреть солдат с ног до головы и если голенища сапог буду грязны ˗ беда. Генеральский взгляд начинается с сапог и...и кончается...осмотром стриженной головы. В голове не должно быть ни одной вши. Любая вошь ˗ дурной признак. Генерал может подумать: голодом морят. Да опусти ты руку, сержант Кошкин, вон локоть у тебя дергается, устал чай.
- Мы уже всю мораль израсходовали, все им вычитали, товарищ майор. Никто на нашу мораль не реагирует.
- Думайте, дерзайте, черт побери! Как это вычитали? да я все двадцать четыре часа могу мораль читать и на следующий день тоже.
- Если только проверить их головы на вшивость. А вши у них точно есть. А вши это американские империалисты. Может им, что-то такое американское пришить?
- А вы думаете, у них есть вши? - ужаснулся майор.
- Могут быть. От переживания. Мы все очень переживаем, товарищ майор. У меня у самого вчера башка чесалась, но сержант Артемьев проверял и ничего не обнаружил. Я так рад.
- Идите срочно и вы ковыряйте все вши, чтоб ни одной не осталось. Ах ты, Боже мой, вернее Ленин мой, я об этом не подумал. Что если генерал обнаружит? Что тогда делать? а?
- Ничего страшного. Скажите, что обстановка в полковой школе максимально приближена к боевой. На хронте же вши у солдат были ведь, правда?
- У немцев были, но не у нас. У коммунистов вшей не может быть. Идите! Прикажите от моего имени достать расчески и вычесывать, вычесывать, до последней, вы поняли меня... старший сержант Кошкин?
- Служу Советскому союзу.
В казарме остались всего три человека - майор Степаненко, дежурный сержант и дневальный. Дневальным оказался я. Было тихо, полы блестели, оконные стекла сверкали, в пустой казарме слышался скрип стула, когда поворачивается майор Степаненко то налево, то направо. Я тоже нервничал, сжимал штык, висевший на поясе, поглядывая на входную дверь с замиранием сердца, ибо в 10 утра в эту дверь должна была войти свита генералов с целю проверки как блестят полы, и еще Бог знает чего, о чем знает только начальник школы майор Степаненко.
Над входом висели часы, стрелка уже перешла рубеж, но дверь не открывалась. Майор тоже нервничал, он покинул свой кабинет и стал рядом с дневальным, то есть рядом со мной.
˗ Ко мне не приближаться, ˗ приказал он. ˗ Послушай, парень, у тебя вши есть?
˗ Так точно есть, ˗ отчеканил я.
˗ Вот тебе расческа, срочно вычесывай голову, чтоб ни одной вши, понял?
˗ Так точно.
˗ Так ты понял или не понял?
Я не успел ответить, потому что в это время открылась дверь, и в ее проеме показался генерал Солодовников весь в орденах, в лампасах, золотой кокарде, белых перчатках, как во время парада на Красной площади в Москве. Я заморгал глазами от страха, а потом стал любоваться генералом. Да он настоящий красавчик ˗ подтянутый стройный, без живота, стоит как на пружинах, глаза горят и все это вместе взятое и подавляет и возвеличивает.
"Эх, если бы мне после окончания школы присвоили звание генерала и выдали такой костюм..., ˗ первым делом, я поехал бы домой и показался этому помещику Халусуке, который обижает моих родителей. То землю обрезает по углы, то колодец заколачивает, то сарай национализирует для своей колхозной фермы, то сады вырубает вокруг, поскольку они не приносят пользы колхозу, ˗ думал я, но эти мысли вытесняли другие мысли, ˗ я бы забрал родителей с собой, и отвел бы им целую казарму. Живите и радуйтесь коммунистическому раю".
Но генерал как мальчик проскочил в дверь и морщась, выслушал рапорт майора, тут произнес вольно и добавил:
˗ Ну, давай, хохол, показывай, что тут у тебя.
Сказав эти мудрые слова, он сам, стрелой помчался в сторону угла казармы. Начальник школы, не отнимая руки от козырька фуражки, шествовал за ним, пританцовывая и молчал, в рот воды набрав, как положено по уставу внутренний службы. В одном месте он споткнулся и едва не грохнулся на пол, но генерал не заметил этого, он помчался в дугой угол, вытянул руку и белым, как снег пальчиком ткнул в угол. Белая перчатка окрасилась в черный цвет, вдобавок к ней еще прилипла солидная черная клякса величиной с фасолью.
У майора широко раскрылись глаза, мысль, что он пропал и что все пропало, парализовало его волю и он встал как вкопанный.
˗ Вот как ты работаешь, ˗ сказал генерал и вытер кляксу о лицо несчастного начальника школы.
˗ Виноват, товарищ генерал.
˗А где курсанты.
˗ На учениях.
˗ Я могу с ними встретиться?
- Не могу знать, товарищ енерал-майор!
- Да опусти ты руку, а то выглядишь не очень..., а я унтер Пришибеевым не хочу быть. Давай, показывай заправку кроватей, откройте тумбочки, две три хотя бы, а потом посмотрим санитарное состояние. Кровати заправлены хорошо, мириться можно.
- Солдат надо было бы посмотреть, их боевую выправку, - внес предложение полковник, входивший в свиту генерала.