- Надо их уравнять. Пусть все едят по одной порции горохового супа, как мы, - сказал Черепаня.
- И живут коммунами, как мы, - добавил я.
- Правильно, товарищи. Все получают пятерки.
Прошло две недели. Сочинение никто не написал. Замполит Бородавицын, видать забыл об этом. Он теперь с пеной у рта доказывал на политзанятиях, что коммунизм не за горами, и когда солдаты завершат срок срочной службы, они вернутся уже в готовый коммунизм. Но не это главное. Главное то, что при коммунизме все по потребности. Хочешь две порции перловой каши на ужин- пожалуйста, хочешь иметь сапоги на зиму, а туфли на лето- пожалуйста! А работать... на полной сознательности. От сознательности людей будет просто распирать. А что делать с несознательными? А это не проблема. Их в коммунизм просто не возьмут. Что с ними делать? Как что? Это же балласт истории, а балласт обычно на мусорную свалку. Туды им и дорога.
Будут ли деньги при коммунизме? Нет, не будет. А зачем они? Разве членам Политбюро, нужны деньги? конечно, нет: в Политбюро давно коммунизм. Как насчет браков? будут ли обобществляться представители слабого пола? это сложный вопрос. Ленин был против. Помните, он говорил там про стакан, с которого пьют многие и жидкость начинает портиться. Так и тут. Сам Ильич вел скромную жизнь. Всю жизнь любил Надю и ... Может, он всего один раз поцеловал ее, потому что только один памятник ей поставил за поцелуй. Скромняга. Берите с него пример.
Довольно быстро мы стали забывать о том, что мы осиротели, вопрос, что делать и как быть дальше без вождя народов улетучился. Судьба любого человека, каким бы ни был при жизни, отворачивается от него, как от ненужной вещи, как только ого закапывают в землю или даже помещают в мавзолей. И это не зависит от должности. Только здесь наступает настоящее равенство.
О Сталине стали вспоминать все реже и реже, все взоры были устремлены на Хрущева, Маленкова, Берию и Молотова. А я, так обо всех забыл в силу своей несознательности.
Часть вторая
1
Будучи обычным связистом на командном пункте полка я понимал, что я только числюсь связистом, как и масса других солдат, так на всякий случай, если понадобиться размотать провод, отнести катушку на место воображаемого другого командного пункта. И это было грустно. Мне хотелось быть полезным и я мог быть полезным, но меня никто не замечал, как не замечают пешку, когда таких запасных пешек вокруг много. Единственное, что радовало: я избавился от унизительной муштры, которая расшатывала мою нервную систему.
Катушка с проводами, которую я редко взваливал на плечи, иногда разматывал, куда-то тащил, хоть в этом не было никакой необходимости, и снова возвращался в казарму, приводила к мысли, что армия это сборище бездельников на шее народа. Вдобавок мои новые сослуживцы не стали моими друзьями потому что мы были от самого рождения разные, словно я родился в другой стране и мое мышление, мой внутренний мир коренным образом отличался от мира тех, с кем я делил всю пустоту своего пребывания на батарее. Я прекрасно понимал, что в моей тоске и одиночестве никто не виноват, ни командиры, ни ребята, у которых было одно на уме - служба, уставы, чистка пуговиц, заправка кроватей, слушание лекций о том, как мы хорошо живем.
Как я относился к тому, что вождь описался, я тщательно скрывал и то, что он приказал долго жить, мне было совершенно все равно, а ребята страдали и все страдали в стране от мала до велика. И они имели на это право. Это было их право, а у меня было свое право.
И вдруг в моей солдатской жизни произошли существенные перемены: я был вызван к замполиту Бородавицыну на беседу. Он меня усадил напротив и как бы облегченно сказал:
- Хоть вы и носитесь со своим истерическим материализмом, но особым рвением на нашей батарее не отличаетесь. Носите катушку и не больше. Я лично ожидал от вас большего.
- Я не виноват, что мне не дают никаких поручений, а рваться к пульту насильно я не могу. Там есть толковые ребята, которые прекрасно справляются с настоящим боевым заданием: следят за движениями самолетов в ночное время. Я собирался предложить книжную передвижку, а то солдаты скучают от безделья. Можно ведь договориться с любой библиотекой, и они выдадут любую книгу по заявке. Это помогло бы и уставы учить.
- Может и пошло бы, не спорю, но уже поздно. Тут такая ситуация, что мы вас должны отчислить из нашего дружного коллефтива. Хотите учиться?
- Я что-нибудь натворил, товарищ капитан, я ведь могу исправиться. А что касается учебы, то я уже учился, но толку от этого мало - ответил я. - Теперь я убедился в том, что не самая лучшая жизнь в армии. Постоянная муштра, подъемы даже в ночное время, а после криков и срочного одевания, даже когда объявят отбой, заснуть трудно. А в шесть утра снова подъем. Как вы, офицеры, всю жизнь отдаете службе в вооруженных силах, - мне просто не понятно.
- Надо кому-то служить, - примирительно сказал Бородавицын. - Кто Родину будет защищать от империализма? Защита Родины - это священный долг каждого советского человека. Вы зря ссылаетесь на трудности. Вы думаете, вам одному трудно? Всем трудно. Надо к этому привыкнуть и все будет в порядке. На гражданке тоже будет вам несладко, вспомните меня.
- Ну, если с этой точки зрения, то все понятно.
- Без "ну", товарищ ефрейтор. Сейчас мы вам подготовим необходимые бумаги, отправитесь в штаб Белорусского военного округа. Там вас ждут, - добавил командир КП (командный пункт) капитан Самошкин, который вошел в кабинет своего зама по полит части. Он был более добродушен и как бы гордился, что его солдата забирают в штаб армии.
- Должен сказать, что вы родились в рубашке. Мало кому удается попасть в штаб армии.