На то чтобы освоить показания приборов и обрабатывания данных отводится три месяца. Есть ли вопросы?
- Все понятно, товарищ майор, - отчеканил я.
- Кого вы выберите своим командиром? - спросил капитан Рыжаченко.
- Я предлагаю младшего сержанта Шаталова, у него среднее образование, он хороший запевала, курит только махорку и то редко, - предложил я.
- Хорошо, я не возражаю, - согласился капитан Рыжаченко. - Как вы, товарищ майор?
Майор Амосов улыбнулся и моргнул глазом в знак того, что он не возражает.
- Вольно, разойдись! Собирайте свои рюкзаки. В два часа посадка на поезд Минск-Москва, до станции "Крупки".
Будущих метеорологов посадили на поезд "Минск-Москва" в общий вагон, где было полно гражданских лиц мужского и женского пола. Мужчины в меньшинстве и то в основном бывшие военные. Они сидели с гордым видом, кто без руки, кто без ноги, кто с одним глазом и рассказывали о своих военных подвигах. В их рассказах были преувеличения, но в основном эти преувеличения базировались на реальных событиях.
Мы заняли свободные места и сразу поняли, что мы востребованы.
- А солдатики, наши защитники, садитесь, не стесняйтесь, - приглашали в основном представители прекрасного пола.
В описываемое время мужчины все еще были в дефиците, и это понимал каждый. Двадцать восемь миллионов солдат сложили свои головы на полях сражений не так давно закончившейся войны, не могли не сказаться на дисбалансе мужского и женского пола.
Я уселся между дамами среднего возраста и отвечал на многочисленные вопросы.
- Женат, небось? ну-ка, признавайся.
- Не успел, да и женилка что-то плохо работает, ˗ съязвил я.
- Не могет такого быть, - сказала дама и схватила меня за колено. - Увезла бы тебя и привела в порядок.
- Нельзя. Пымает, арестует и в каталажку.
- Не приставай к парню, Глаша. Тебе бы все шутки шутить.
- Хи- хи, в каждой шутке есть доля правды. Вон какой розовощекий...проглотила бы.
- Отделение, встать! Собраться всем в тамбуре. Через семь минут нам выходить, - скомандовал капитан.
- Как вас зовут? - спросил я.
- Глаша, как же, ты же слышал. Говори, где мы могли бы встретиться?
- Месяца через три в Минске. Пока тут у нас, в Крупках сборы.
Я вскочил, помахал рукой Глаше и выскочил в тамбур.
Поезд сделал краткую остановку в Крупках, дал сигнал и двинулся дальше. Ребятам пришлось топать пешком около двух километров. Воинская часть размещалась в глухом сосновом лесу в нескольких зданиях - казармах. Их, видимо, выстроили специально для военных...с водонапорной башней, подводом электроэнергии.
Был конец апреля. Земля покрывалась зеленью, но все еще дул прохладный ветерок, и сырость по ночам приводила в дрожь, когда надо было бежать в общий туалет, возведенный недалеко от казарм и учебных классов.
Курсантов разместили в теплое помещение казармы, где стояли одноярусные кровати.
Кормежка, на удивление была гораздо лучше, чем в Минске, видать результат того, что повара не воровали, не обменивали хорошее мясо, на кости или жирную свинину. Они здесь же при части и жили, кто с семьей, кто в одиночку. Младший сержант Шаталов командовал отделением.
В хорошо оборудованном классе начались занятия по восемь, а то и больше часов в день. Преподавателем в единственном числе был капитан Рыжаченко. Он отличался от любого преподавателя полковой школы своей грамотностью, вежливостью, манерой изложения. Седьмой и восьмой час шел тяжело. Слушатели поневоле клевали носом, он видел это и делал замечание в вежливой форме. " Потерпите, ребята, еще немного. Материал огромный, а времени отведено мало". И это было хорошо, потому, что в полковой школе сержанты преподавали, как слесари бальные танцы, да еще наказывали слушателей, когда у них закрывались глаза от скуки. Занятия заканчивались обычно в четыре часа после обеда, и солдаты до ужина были свободны. Эта свобода заключалась в том, что каждый мог выйти за пределы части, побродить по лесу, вернуться в казарму, сесть за письмо родителям или девушке, если таковая была где-то далеко и ждала этого письма.
Я, счастливый как никогда, бросился искать то место под открытым небом, где в прошлом году летом, будучи курсантом полковой школы, ездил в летний лагерь и ночевал в палатке. Но найти летнюю стоянку оказалось пустой мечтой. Все везде тщательно убрано, места предполагаемых палаток покрылись дерном и стали покрываться мягкой зеленой растительностью. Правда, здание клуба и скамейки, выкрашенные в зеленый цвет, остались.
- Как хорошо, что кончилась эта проклятая муштра! Всю жизнь ее помнить буду, - сказал я в кругу своих ребят.
И действительно все жили как у Христа за пазухой. Солдат хорошо кормили. У меня даже подбородок появился. Нас не посылали мыть котлы, дежурными по кухне в ночную смену, свои кроватки заправляли, как умели, никто их не проверял, не мотал нервы.
Я подружился с солдатом Блажевичюсом из Прибалтики. Он неважно говорил по-русски, но отличался тактичностью и вежливостью, привязался ко мне, как к родному брату.
Капитан Рыжаченко проводил занятия по метеорологии по восемь часов в день. Удивительно, что я усваивал материал без труда в то время как мои сослуживцы тяжело переносили восьмичасовой рабочий день и никто из них не мог усвоить ни одной темы.
На семинарах я отдувался за всех. Преподаватель ни на кого не кричал, никому не выносил порицания, никого не наказывал, иногда вздыхал и крутил головой. Он радовался тому, что хоть один ученик его понимает и что свои знания он может передать хотя бы одному из нас.