- Фамилио! фамилио, твою мать, ураг совецого государства!
- Беккер, - товарищ капитан.
- Буккер? Ну, твоя мать, чесать зад! садись вот на тот скамейка!
Беккер послушно сел, снял пилотку, заморгал глазами. Капитан неспешно открыл свою кожаную сумку, уже на ней стояла какая-то клякса, извлек общую толстую тетрадь и уселся рядом.
- Да Беккер здесь ни при чем, товарищ капитан. Это Бобушкарь виноват, он у нас ключник.
- Кто назначал Бомбу...? Бомба, садись! После допроса, Бумбо шкумбо, придется заполнить личный листок. Тут 80 вопросов. На все нужно добросовестно ответить. Где прадед захоронен, знаешь?
- Никак нет.
- А, маскируешься? Знаем мы вас.
Плечистый, губастый, краснощекий, с немного выпученными глазами и какой-то идиотской, едва заметной улыбкой, улыбкой превосходства, капитан Узилевский производил на всех жуткое впечатление. Его мясистое лицо становилось свекольным при едва заметном волнении, а толстая нижняя губа слегка отвисала, покрываясь слюной. Из-под офицерской фуражки, начиная от висков, выпирали рыжие курчавые пейсы - знак национальной принадлежности; живот слегка отвис, стянутый широким офицерским ремнем. И этот недостаток можно было бы простить, если бы не толстый раздвоенный зад, состоящий из двух толстых половин и разорванным швом на офицерских брюках, который никак невозможно было скрыть.
˗ Встать! Иррно! Садись, Иррно! Встать, ложись Бамбушкако-како...! Как вы выполняешь команду своего начальника? как ты встречаешь советского офицера, своего командира? Я научу вас родину любить. Ирррр - но!
Солдаты перепугались. Кое-кто встал, кажись Касинец встал: руки по швам и высоко поднял тыкву, едва пилотка не слетела и произнес шалом, товарищ капитан. Капитан улыбнулся, вздохнул и сказал:
- Ладно, на сегодня хватит.
А я вспомнил, что надо запускать зонд. Так мы начали работать.
Сверив свои данные с данными обсерватории, я отдал журнал Касинцу для передачи в полки БВО.
- Не подвели, товарищ ефрейтор? - спросил меня капитан.
- Никак нет, товарищ капитан.
- Тогда какие у вас есть предложения?
- Хорошо бы побывать в обсерватории всем нашем скромным личным составом во главе с вами, товарищ капитан, - сказал я, пряча улыбку в глазах. Я знал, что он совершенно не нужен, так как он баран, жидовская плесень, совершенно не разбирается в метео данных, но делать было нечего: он офицер, наш командир.
-Давайте, я сейчас позвоню начальнику обсерватории и передам вам трубку, а вы там договоритесь о приеме.
- Гм, так, во главе со мной, это то, чего я добиваюсь. Только не давайте, а разрешите - вот как надо говорить. Но так уж и быть, разрешаю. Хотя, подождите: не могу разрешить. Так как вы сказали " давайте", а не разрешите, поездка на серваторию отменяется. Это вам наука. Рядовой Бомбушко, встать! Продолжим.
Я в это время испытывал к нему ненависти больше, чем кто-либо, когда - либо.
Капитан стал всматриваться в каждого из нас. Когда приблизился ко мне, я дважды чихнул, потому что от него дурно пахло, видать, он тихонько стрельнул. Наши глаза встретились, мы сверлили друг друга. Наконец, я спросил:
˗ Кто вы такой? Обычно командиров, в том числе и офицеров, кто-то представляет подчиненным, а вы ...самозванец.
˗ Я - ваш новый командир, капитан Узилевский. Я сам себя представляю. Я вас всех пересажаю, по одному, по очереди. Видно, что вы разболтались, вернее развратились, и это никуда не годится. Ну-ка слушай мою команду. Строиться, си-и-иирна! Садиться, си-ирррна! Товарищ сержант! сдайте лапорт. Я ваш, ваше все, понятно? Замордую, если не будете беспрекословно выполнять мои приказания - приказания родины. Непослушание расценивается как измена Родине. Товарищ Шаталкин, вернее, Шкатулкин, выполняйте приказание, ну, кому сказано?!
Шаталов поднялся, за ним все встали, вытянули руки по швам, а я несколько замешкался, а потом и вовсе забыл, что надо опустить руки по швам, поскольку мои глаза впились в физиономию рыжего тучного еврея.
- Гм, - произнес капитан, - вы несколько лениво встаете со своих мест. Так встречать советского офицера, да еще своего командира, просто не годиться. А я биографию каждого из вас уже изучил почти досконально. Вы все не так давно окончили полковую школу. Начальник полковой школы майор Степаненко - мой друг. Он, правда, хохол. Но это не беда: где прошел хохол - там еврею делать нечего, го-го-го. Насколько я знаю, он строгий командир. Видать, вы подзабыли, малость, строевой устав. Но не беда, мы...вернемся к этому и очень скоро.
- Простите нас, товарищ капитан, мы, после жестокой муштры в полковой школе, немного расслабились, но это никак не сказывается на наших прямых обязанностях: все данные, необходимые нашим зенитным частям, мы передаем точно и в срок, и эти данные без погрешности.
- Вы ефрейтор Славский?
- Так точно, - вытянулся я.
- Вольно, ефрейтор Славский. Я знаю, что вы лучший специалист метеорологический зенитчик, но это не дает вам право рассуждать. Ваш лексикон должен состоять из нескольких слов, а именно: слушаюсь, так точно и есть. Поняли? Поняли или нет? Отныне все вы будете выполнять только мою волю. Пока все дружно садитесь, я проведу с вами политзанятия, а потом поедем за город, осмотрим наше рабочее место. Но вы не дружно сели. А коль так, слушай мою команду: дружно встать, дружно сесть, дружно встать, дружно сесть! Хватит на первый раз. Через недельку вы будете дружно садиться, а пока что хватит. Разболтались вы, разболтались. А это измена. Кто вы на самом деле, я знаю почти досконально. У ваших родителей враждебное отношение к советской власти, а какое у вас, я очень скоро выясню.