Капитан извлек из потертого портфеля толстую книгу под названием "Марксизм и вооруженные силы", раскрыл ее, сел к большому столу, раздвинул ноги, что мешали животу, и начал читать. Читал он очень нудно и совершенно непонятно, о чем же там, в марксистском талмуде, шла речь. Почти на всех это чтение подействовало как снотворное, а я кусал губы до крови, чтоб не рассмеяться. Капитан умудрялся одним глазом посматривать на сопевших подчиненных и делал замечание только в том случае, если на все помещение раздавался храп. Когда же взгляд его рыбьих глаз встречался с моим взглядом, насмешливым и презрительным, на его жирном лице появлялось так много кровяных шариков, что кожа по цвету напоминала очищенную свеклу. Порой он останавливался и долго сверлил меня своими маленькими глазками буравчиками, но я не отводил насмешливого взгляда, за что впоследствии жестоко расплачивался.
Когда ему самому надоело бесполезное чтение, от которого он сам начал зевать, - он захлопнул книгу, и велел собираться.
- Сержант Шаталко! постройте отделение в колонну по одному и строем следуйте за мной. В общественном транспорте не разговаривать, не смеяться, с девушками шуры-муры не заводить.
- А дышать-то можно? - спросил Бамбушкарь.
- Сержант Шаталко! пошлите этого солдата сегодня вечером дежурным по кухне.
- Да что вы, товарищ капитан! там такие котлы глубокие, что, когда я полезу их чистить, меня надо будет за ноги вытаскивать, - пожаловался Бомбушкарь.
- Ничего, на месте разберутся, что с тобой делать. Знайте, товарищи: задавать глупые, с подковыркой вопросы, категорически запрещается. Вы меня поняли? поняли или нет, я вас спрашиваю?
- Так точно, поняли, ваше благородие.
- Молчать! какое я вам благородие? я советский офицер, а с благородиями у нас давно покончено. На следующих политзанятиях мы будем проходить эту тему подробно.
Солдаты выстроились во дворе перед казармой и после всех команд, последовали за своим командиром, который произвел на них тягостное впечатление.
В городе в то время военных было не на много меньше, чем гражданских, и шагистика строем, считалось нормальным явлением, поскольку весь город походил на военный городок, в котором военная муштра считалась нормой.
На трамвайной остановке солдаты остановились, и когда открылась входная дверь, дружно вошли в вагон трамвая.
Капитан плюхнулся на переднее сиденье, предназначенное для стариков и инвалидов, и никому не уступал места. Когда к нему подошла кондуктор и попросила уступить место старухе с клюкой, он кисло улыбнулся, встал, подал старухе руку, и бережно усадил ее на место.
Я снова устремил на него свой насмешливый взгляд и капитан понял, что его подчиненный над ним в душе смеется и за что-то осуждает его.
На последней остановке капитан приказал всем освободить вагон и построиться рядом с трамвайной остановкой.
- Дальше мы пойдем строем, - сказал он.
- Запевать надо? - спросил Шаталов.
- Немного дальше отойдем и начнем петь, - сказал капитан.
- Смирно! - громко воскликнул Шаталов.- Правую ногу вперед, арш!
- Отставить!
- Отставить! - повторил Шаталов.
- Товарищ Шаталов, с какой ноги начинается движение? - спросил капитан, краснея.
- Кажись с левой, - растерялся Шаталов, - а, может, и с правой.
- Только с левой. Строевой устав повторите еще раз и сдайте мне экзамен.
- Есть повторить еще раз!
- Подавайте команду! - разрешил капитан.
- Смирно! нале-ву!
- Куда налево? прямо, только прямо, за своим командиром, - пробурчал капитан.
4
Я служил в Советской армии. Это значило, что советская армия была не русской, не украинской, не казахской и ни одна народность не пользовалась преимуществом, хотя все мои сослуживцы были русские ребята - хорошие, добродушные, готовы поделиться последним куском хлеба. Что касается евреев и украинцев, то представители этих народов все время пытались верховодить, но ничего не получалось. Это объяснялось численным превосходством: на сто человек русских попадался один еврей и два украинца. Они как бы сдавались на милость старшего брата.
Пан Узилевский использовал превосходство над подчиненными солдатами рядового состава, а он носил погоны капитана. Никто не знал, какие методы воспитания он применяет в своем маленьком взводе. Некому было его заложить. Никакие жалобы от рядовых в отношении своих начальников, а тем более офицеров не принимались. Кроме того, у капитана была мощная защита в штабе дивизии.
И все же, если офицеров еврейской национальности можно было пересчитать по пальцам, то украинцев - каждый второй. Они воевали за звездочки, как за слиток золота на золотых приисках. Они пускали вход все - плебейское поклонение старшим, жестокость по отношению к подчиненным, выправку, постоянное напоминание о своей персоне и даже часто употребляемые слова своего языка. Всякий офицер украинец был похож на начальника полковой школы майора Степаненко, как две капли воды. Евреи были несколько умнее и хитрее. Что касается малого числа евреев, то это были замкнутые, чрезвычайно жестокие люди, которые как бы занимались отмщением за свои исторические унижения. В основном эта месть вымещалась на простых солдатах. Так, где командиром отделения, взвода, батареи, полка, дивизии был еврей, там процветал суицид, как результат хитросплетенных жидовских карательных мер. Жиды, занимавшие должности в армии это был Дамоклов меч над головой любого солдата. Встретить еврея в качестве рядового солдата это проблема. Евреи были очень мобильны, дружны между собой. Стоило появиться Эпштейну в качестве начальника штаба дивизии, как все евреи Белоруссии тут же были взяты на учет, им было присвоены офицерские звания, они были расставлены на престижные должности, заняли теплые места.