- Восемь.
- А я десятый только что окончила. Поработаю немного и пойду в институт. А, может, на вечернее отделение. Начальник сказал, что возьмет тебя к нам на работу, когда отслужишь армию. Ты придешь к нам на работу?
- Если вы будете здесь - приду.
- А учиться будешь?
- Угу! У вас, наверное, конспекты остались за девятый класс?
- По всем предметам. Я веду конспекты очень аккуратно. Могу тебе отдать.
- Это было бы очень хорошо.
- Ладно, приходи к нам в это воскресение. Я познакомлю тебя с мамой.
- Я не знаю адреса.
- Я живу недалеко от вашего военного городка, за забором, в одноэтажном бараке, вдвоем с матерью. Перепрыгнешь через забор и ты у нас. Там единственный барак. Наша комнатенка номер два.
- В котором часу я могу у вас появиться? - спросил я дрожащим голосом.
- Приходи к двенадцати дня. Я буду тебя ждать. А сейчас возвращайся к себе в казарму, а то наши девушки... они такие милые сплетницы, Бог знает, что выдумают. Ну, чао, Бамбино! - Нина помахала ручкой, и это было так обворожительно и хорошо, что я с трудом сдвинулся с места, и направился к выходу, а потом побродил по парку Челюскинцев, чтобы прийти в себя.
Я радовался цветущим клумбам в парке, садился на каждую скамейку, воображая рядом сидящую Нину. Парк был пуст, но напоминал зал, ждущий гостей. Во многих местах висели портреты членов Политбюро, среди которых уже не было великого вождя народов, но его дух все еще витал над личностью каждого советского человека. И каждый советский человек носил образ усатого в своем сердце, как я образ Нины, которую не только боготворил, но и дышал ею.
В центре парка две уборщицы подметали асфальтированные площадки и следили за бюстами вождей, чтоб, не дай Бог, на чей-нибудь нос не облегчилась птичка. Птички обычно садились на лысину вождей и украшали их своим пометом.
- Сегодня я напишу ей письмо, - сказал я себе. - То, что я не могу сказать словами, я напишу пером. Я расскажу ей, как я ее люблю.
Письмо было в тот же день написано, но отдать его Нине в руки я не решался: слишком страстно и, следовательно, глупо, с элементами унижения, было оно написано это письмо.
До воскресения оставалось еще несколько дней. Каждый день тянулся нескончаемо долго, как на каторге. Сослуживцы заметили какую-то необычную перемену, а капитан сказал, что я стал неоправданно рассеянным, и рекомендовал книгу Ленина "Государство и революция". А ежели великий труд не поможет, то обратиться к врачу- невропатологу.
- Вы не имеете право отвлекаться от выполнения боевой задачи, возложенной на вас Родиной, учтите это, Славский.
Я в субботу еще раз позвонил в обсерваторию, попросил Нину к телефону.
- Ну, говори же. Это ты? что случилось? что-нибудь произошло?
- Я хотел напомнить, что... мы...в воскресение, то есть, что я в воскресение в двенадцать...
- Я знаю, знаю... приходи к двенадцати, а сейчас мне разговаривать просто некогда, извини меня, пожалуйста, - прощебетала Нина и повесила трубку.
7
Как всякая красивая девушка, Нина со школьной скамьи пользовалась неизменным успехом у мальчишек и страдала от зависти подружек, более талантливых, более способных в учебе, чем она, но никогда не пользующихся таким успехом у противоположного пола. Даже учителя ею восторгались, а физрук, когда она в десятом классе, все ходил, вздыхал, но ничего нельзя было сделать, потому что при малейшем подозрении, он с позором был бы уволен с работы.
- Ну что, Иван Петрович, проведем урок за пределами школы? - спрашивала Нина и одаривала смеющимися глазами, от которых физрук буквально терял ориентацию. - Но не обращайте внимание, я пошутила, я не хочу, что бы вы из-за меня страдали. Уволят вас, статью пришлют за развращение молодежи. Хи-хи, ну я пошла.
Подружка Нины Аня Мильчакова, старше ее на четыре года, уже окончила Московский институт, но как девушка, все еще оставалась невостребованной, в то время как Нина могла выйти уже десять раз замуж. Это наложило отпечаток на ее характер. Нина доводила своих ухажеров до исступления, а затем оставляла их безжалостно и неожиданно, меняла на новых кавалеров, к которым она никогда не испытывала настоящего чувства.
- Этого солдатика, которому служить, как медному котелку, я тебе оставлю, если хочешь, конечно, - сказала она Ане Мильчаковой, после того, как я ушел. - Займись им, соблазни его, он еще не знает, что это такое. Увидишь, как он, после этого, прилипнет к твоей юбке.
- Он тебя любит, а не меня, я здесь не причем,- сказала Аня.
- Я бы его совратила, а потом бросила, - интересно, что бы с ним было? Но он меня мало интересует.
- Пора бы тебе остановиться на ком-нибудь, а то ты стала чересчур разборчива. Это может плохо кончиться для тебя. Останешься старой девой. Меня бы такой солдатик вполне устроил. Я бы его заставила окончить среднюю школу, а потом поступить в институт. По-моему, человек он хороший, это сразу видно. И потом, ты хорошо знаешь, какое соотношение мужского и женского пола после недавней войны. Эти данные не публикуются, но, наверное, на трех баб один мужик приходится. Так что не больно-то выпендривайся...Целиковская.
- У меня уже есть жених, и ты знаешь об этом. А что касается тебя и этого солдатика, то я берусь устроить ваше сближение, - с озорством, сказала Нина. - Если я выйду за этого связиста, на свадьбе ты будешь моей подружкой, а этого Витю мы пригласим в качестве гостя, идет?
- Как знаешь, - сдалась Аня. - Но едва ли из этой затеи что-то выйдет.
Тем временем я активно готовился к свиданию с Ниной, своей богиней, которой я уже весь, без остатка принадлежал. Мне казалось, что я давно ее знаю и что кроме божественной красоты, которая только в книгах да в кинофильмах, а в жизни встречается очень редко, есть еще много других положительных качеств. Она так приветлива, так хорошо и уверенно держит себя..., она нигде не пропадет, из любой ситуации выкрутится, потому что ни один мужчина, старый он или молодой, не сможет устоять пред ее обаянием. Почему она не в театре? Ей место на сцене, как Целиковской. Если ее приодеть, навести макияж, она будет выглядеть гораздо красивее и величественнее. В этом нет никакого сомнения. Целиковская уже немолодая, а Нина - распустившийся цветок.