˗ А кто будет метео данные готовить и в дивизии передавать, товарищ капитан? ˗ спросил я озабоченно.
˗ Я что˗нибудь сделаю, ˗ ответил капитан, ˗ завтра приведу боксера Болдырева, пусть он передает.
˗ Но...
˗ Молчать!
˗ Товарищ капитан, но мы же в бункере, беспокоиться особенно не стоит.
˗ Гм, точно. Первый раз слышу от солдата умное слово. Подождем следующего сообщения и решим, как быть с завтраком, - начал сдаваться Симфулай.
- Разрешите проведать обстановку в столовой, товарищ капитан. Если столовая закрыта, значит, танки движутся к Минску, - сказал я.
- Пять секунд вам на разведку. Одна нога здесь-другая там!
Я вернулся и доложил:
- Танки столовую не оккупировали, солдаты молотят кашу, ни одного зернышка не остается. Если мы окончательно не потеряем революционную бдительность, - можем успеть на завтрак. В противном случае перловая каша со свининой будет полностью уничтожена. Это негативно скажется на наших желудках, на нашей боевитости, мы точно не сможем определить скорость и направление ветра на различных высотах и таким образом нанесем ущерб боевитости нашей самой передовой армии. Путч в Берлине может перекинуться на Будапешт, Бухарест, Прагу и даже на Варшаву. А оттуда и на М...
- Не сметь! До Минска они не долетят. Строиться! С песнями в столовую шагом марш!- скомандовал капитан, окончательно обезоруженный.
"По долинам и по взгорьям
Шла дивизия назад!"
- Отставить! Кто там поет "назад"? Только вперед и только так! - приказал капитан и сам запел, но не складно и это получилось довольно смешно.
При штабе БВО был еще взвод охраны. В этом взводе в два раза больше солдат, но они никогда не ходили в столовую строем, да еще с песнями. А вообще в штабе одни офицеры - майоры, полковники, генералы. Все офицеры не любили Симфулая, они-то и дали ему эту кличку и еще называли его жирным поросенком, поэтому боевая тревога, объявленная им и поход в столовую с песней, вызвал всеобщий смех. Симфулай обвинил в этом солдат: плохо, недружно пели, поэтому офицеры над ними ...пошутили.
После завтрака, он построил взвод и объявил:
- В связи с активизацией международного империализма и, прежде всего американского, спровоцировавшего антинародный путч в Берлине, объявляется повышенная боевая готовность. Подтянуть ремни, голову выше, пузо убрать, шнурки и мотню застегнуть!
- Так у вас же мотня расстегнута!
- Неужели?
- Клянусь пузом, - произнес я и расхохотался.
- Ехрейтор Славский - выговор вам.
- Слушаюсь, так точно, товарищ капитан - Симфулай.
- Ты у меня попляшешь.
- Есть попляшешь.
- Теперь зондирование атмосферы мы будем проводить не один, а два раза в сутки. Выход в город ограничен. Наши данные, после обработки, объявляются государственной и военной тайной и передачи в обсерваторию не подлежат. Если вы, товарищ Славский, или кто-то другой, проявите слабость и по просьбе работников обсерватории, передадите им наши данные, будете судимы военным трибуналом. Ясно это? А сейчас вольно. Все направляйтесь в казарму, я вам прочитаю передовицу газеты "Правда", а также материалы о путче в Берлине.
При нудном чтении передовицы, когда можно было заснуть не только от техники чтения, но и от содержания, первым закрыл глаза рядовой Бомбушкарь. Он не успел еще окончательно погрузиться в сон, как капитан достал грязный носовой платок, чтоб освободиться от мокроты в носу и вытереть слюнявые губы, и в это время невольно посмотрел на всех, и ужаснулся. Лицо налилось свекольной краской, нос-рубильник стал шевелиться, жирные губы начали дрожать и произносить:
- Взвод, встать, сми-ирно! Вольно, разрешаю сесть! Не сметь закрывать глаза, когда я читаю, не то я пришью вам симпатию к мировому империализму, и вам придется отвечать за свои действия, ясно?
"...советский народ не допустит милитаризации, конфронтации, концентрации и фашизации Западной и Восточной Германии. Долой...- читал капитан и в это время бедный Бомбушкарь, несчастный Бомбушкарь, захрапел на всю казарму.
- Что?! - вытаращил глаза капитан. - Сержант Шаталов!
- Я сержант Шаталов! - вскочил сержант и вытянул руки по швам.
- Сержант Шаталов! у нас ножницы есть?
- Только для стрижки ногтей. И то пришлось всю пятерку израсходовать.
- Так вот, сержант Шаталов, у вас должны быть ножницы, хорошие ножницы, ножницы нашего социалистического производства. Сегодня же пойдите в каптерку и попросите, чтоб вам их выдали. А пока, достаньте ножницы для стрижки ногтей и постригите Бомбушкаря наголо. Понятно?
- Так точно.
- Выполняйте приказание.
- Есть!
Бомбушкарь сидел на табуретке, обмотав шею наволочкой, покорно держал голову, покрытую черными, как смоль волосами и молча ронял чистые крупные слезы на брюки-галифе и голенища кирзовых сапог. Шаталов кромсал его маленькими ножницами, делал пороги на голове, которая приобретала форму шара неправильной, приплюснутой и удлиненной формы.
- Тяжело мне, товарищ капитан, руки устают от этих ножниц. Кроме того, у рядового Бомбушкаря волосы густые, а волосинки толстые и жесткие, как проволока.
- Не разговаривать! Выполняйте приказание. И побыстрее. Потом я сам с ним займусь. Он должен у меня заполнить анкету на благонадежность.
В личной анкете содержалось свыше восьмидесяти вопросов. У любого человека пробегала дрожь по спине, когда он заполнял ее, потому что анкета требовала вывернуть душу наизнанку, рассказать о себе то, о чем вы и сами не знали. Бомбушкарь никак не мог вспомнить, где похоронена его прабабушка по материнской линии, то ли в Венгрии, то ли в Югославии, с которой Советский союз находился в состоянии идеологической войны и взаимного поливания грязью