— Уверена?
— Нет, но это может помочь.
— Ладно, разводи свой плесневый хлеб, — согласился учитель.
— И ещё кое, что господин Тилли, помните маски из тряпок, что я сшила, наденем их на себя, а остальные раздадим членам этой семьи, чтобы в конец друг друга не позаражали.
Здравник кивнул.
Мы дошли минут за двадцать. По дороге на нас все оборачивались, окидывая заинтересованными взглядами, поскольку мы все трое были в тканевых масках на пол лица. Добрались. Двухэтажная старая постройка с протекающей крышей.
— Я вас не приглашаю, — послышался из-за двери усталый женский голос, и мы шагнули внутрь. Запахло затхлостью и грязными тряпками.
— Матушка я привёл мастера, — подбежал наш провожатый к измождённой женщине в старом платье. — Вот, милсдарь ученик, просил надеть, — мальчишка протянул матери сшитые мной маски.
— Мастер Тилли, спасибо, что пришли.
Говорила хозяйка медленно. Глаза у неё были покрасневшие с лопнувшими капиллярами.
— Она тоже больна, — шепнула я здравнику, тот еле заметно кивнул.
— Полель там, — махнула женщина рукой на верхний этаж.
— Сколько всего здесь человек? — Поинтересовалась я, надо же знать сколько заражённых.
— Остались я, Полелюшка и Васка, — она потрепала макушку приведшего нас мальчонки, — муж с младшими уехал в отчий дом, пока действует проклятие.
— Это правильно, — одобрила я. По крайней мере, остальных изолировали.
— Когда Полель занемог? — спросил Тилли женщину.
— Я же сказал, позавчера к вечеру ужо странный ходил, — влез в разговор Васка и тут же схлопотал от матери оплеуху.
— Вчера к заходу Полелюшку особо худо сделалось, — пояснила женщина и чуть было не навернулась на деревянной лестнице, благо здравник вовремя удержал её за локоть.
На чердаке у окна лежал ребёнок от силы лет десяти с нездоровым зеленоватым оттенком кожи. Он с трудом повернул на нас изнурённое лицо.
— Здравствуй, Полель, — мягко сказал Тилли, присаживаясь на край кровати и доставая слухательную трубу, — Дайка я послушаю твоё сердечко.
Здравник помог ребёнку задрать рубашку и прислонил раструб слухательной трубы к исхудалому детскому тельцу.
— Можно я тоже его осмотрю, учитель? — Попросилась я. Если хрипы в лёгких, значит слизь опустилась уже далеко.
Здравник уступил мне место, встав с края кровати и передал аппарат. «Мнда, средневековый стетоскоп» — повертела я в руках незамысловатое устройство и приложила его к грудной клетки ребёнка, послушала спину.
— Слизь в лёгкие ещё не опустилась, но запускать нельзя, — повернулась я к Тилли.
Жалко, градусников у них нет. Может, изобрести щелочной измеритель? Да, но как? Моих знаний явно не хватит. Дотронулась до лба ребёнка — горячий.
— Учитель, попробуем мою… э… настойку?
Грэг кивнул.
— Вот, он поставил на сундук банку с разведённым плесневым хлебом, напоминающим мутную болотную жижу, — пить это по полстакана три раза в день.
— Всем вам, — добавила я, а увидев воинствующе-протестующее выражение Васки быстро добавила, — от проклятия убережёт.
Лукавить насчёт всяких проклятий и сглазов я научилась от Тилли, так люди охотнее принимают лечение и с большим воодушевлением следуют всем указаниям лекаря.
Васка под строгим взглядом матери сник.
— Мы придём завтра, — пообещал здравник, узнаем как вы.
— А пока больше пейте горячего, желательно тёплое молоко с мёдом. Побольше ешьте фруктов, особенно кислых — они полезны против… проклятий. И желательно поддерживать чистоту. А если поднимется температура к вечеру, протрите больного прохладной водой с уксусом, — заявила я, ощущая себя почти состоявшимся педиатром.
Женщина и Васка уставились на меня с явным удивлением, а потом перевели взгляд на здравника.
— Делайте так, как велит Тод, — кивнул учитель.
— Ты изучала медицину, там, в своём мире? — Поинтересовался Грэг, когда мы уже возвращались к себе.
— Нет, скорее интересовалась по необходимости, — призналась я. — Я больше по части математики.
— Математики… — задумчиво повторил Тилли. — У нас считается, что девочки не склонны к математике. И вообще если они начинают заниматься наукой, то кровь приливает им к голове и лишает репродуктивной функции.