— Господин Эгберт, — улыбнулась я сквозь слёзы, делая поклон.
— Не надо любезностей, — он придержал меня за локоть.
— Вы снова спасли меня. Мне во век с вами не расплатиться.
— Пустяки, не бери в голову, — улыбнулся мой герой. — Знаешь, когда я был поменьше эти трое и меня задирали. Тогда за меня заступался Натаниэль. Идти можешь?
Я кивнула, утирая рукавом мокрые дорожки слёз на щеках.
Мы вернулись в замок и Эгберт повёл меня куда-то вверх по винтовой лестнице. Я сначала не вникала куда именно мы идём, просто послушно шла за освободителем. А вот когда мы подошли к украшенной золотым орнаментом двери я смекнула, что что-то не так. Он ведёт меня к маркизу! Эгберт сказал, что так просто дело не оставит. Но несмотря на обиду, боль в плече и коленке я не хотела к маркизу. Вряд ли его сиятельству будет дело до обид тех, кого он, судя по предоставленным апартаментам не очень-то и ценит. Но запротестовать я не успела, Эгберт решительно распахнул дверь и шагнул внутрь, потом, видя мою неуверенность, потянул меня за собой за рукав.
— …вы представляете сколько пшеницы мы потеряем, если с каждого из шестьсот пятидесяти трёх амбаров выделим по двадцать пять бушелей?! — Донёсся до меня обрывок фразы господина седобородого советника, которого я видела рядом с маркизом.
Он говорил с графом Натаниэлем Кристаном. Больше в зале никого не было. Комната оказалась меньше, чем большая зала, но тоже весьма просторная. Шкура медведя на полу, длинный стол с деревянными креслами, пара масляных картин рядом с камином.
— Шестнадцать тысяч триста двадцать пять бушелей, — ответила я с ужасом осознав, что произношу это вслух.
Нервничая, я заняла свой мозг тем, что посчитала озвученные цифры, не просто же я поступила на физмат, мне это нравилось. Умножение на двадцать пять: умножаем на сто и делим на четыре.
Все резко обернулись на меня. На несколько секунд в зале воцарилась тишина и стало слышно как потрескивают пылающие в камине поленья.
— Натаниэль, Датмир с двумя прихвостнями кидались камнями в гостя его сиятельства. Их наглость и безнаказанность становятся недопустимыми, — наконец нарушил тишину Эгберт.
Сын маркиза шагнул к нам.
— Это они выпачкали тебе одежду? — обратился ко мне сын маркиза и не дождавшись ответа, крикнул стражникам за дверью. — Позовите Жозепа! Я разберусь с ними, брат. А что касается тебя, — он перевёл взгляд на меня, — раз уж твоя одежда испорчена, тебе отдадут камизу Датмира.
— Не стоит, — ответила я, а потом спохватившись, поклонилась сыну маркиза.
— Не утруждай себя, — махнул он рукой. — Почему не стоит?
Надевать то, что носила эта рыжая сволочь?! Ну уж нет.
— Я брезгую, — созналась я.
Наследный сын маркиза заломил бровь, а потом усмехнулся.
— Ладно, пожалую тебе кафтан со своего плеча. Им не побрезгуешь?
Я ошарашено на него взглянула, потом поклонилась.
— Сказал же не утруждай себя, — повторил Натаниэль Кристан.
— Спасибо брат, — поблагодарил за меня Эгберт.
— А как ты так быстро посчитал? — Своим сипловатым голосом вдруг спросил советник, подняв глаза от счёт. Он по-видимому всё это время был занят подсчётами бушелей пшеницы и не вникал в суть происходящего в принципе.
— Умножил, — пожала я плечами.
— А ответь-ка молодой человек, сколько будет пятьсот сорок один умножить на триста десять? — прищурился советник.
Я улыбнулась. Умножаем пятьсот сорок один на три, прибавляем ноль, прибавляем пятьсот сорок один и добавляем ещё ноль.
— Сто шестьдесят семь тысяч семьсот десять — ответила я меньше чем через минуту.
— Поразительно! — Всплеснул руками советник (очевидно такие цифры он уже умножил до этого).
Эгберт смотрел то на меня, то на советника, не понимая причём тут вообще какие-то цифры, в конце концов привёл он меня не за этим. А Натаниэль Кристан, напротив, заинтересовался и шагнул ко мне ещё ближе, рассматривая как диковинку на карнавале.
— А сколько будет четыреста сорок семь разделить на двенадцать? — Совсем оживился советник и даже как-то приосанился.
— Тридцать семь целых одна четвёртая, — ответила я после недолгих раздумий.
Советнику с его счётами потребовалось больше времени.
— Поразительно, поразительно, молодой человек! — Воскликнул он с таким воодушевлением как будто сам обучил меня грамоте и теперь хвастался этим.
Я улыбнулась. Что не скажи, а от этой похвалы мне сделалось приятно. Что ж всё-таки получила хоть какую-то пользу от физмата.