Я опешила и едва не выдала заготовленную браваду.
Тилли подошёл ко мне взял за руки и огорошил новостью от которой хотелось петь и танцевать.
— Он просил у меня твоей руки.
Я вскрикнула и поспешно зажала рукой рот, чтобы не сбежались стражники. Конечно в начале, Натаниэль Кристан должен был спросить меня, вдруг — откажу, а не ставить в известность близких, но… А-а-ах! Неужели я буду женой Натаниэля, моего красавца аристократа?! Джек пот, Алина!
— А что ты ответил? — Вдруг про между прочим спросила я. А что если учитель отпугнул своими подозрениями в чистоплотности намерений моего милого графа?
— Сказал, что согласен, если ты согласна. А ты-то, видимо, точно согласна, — улыбнулся Тилли.
А-ах! Не в силах сдерживаться я запрыгала и сжала в тесных объятиях учителя.
С небес на землю меня опустил вернувшийся к нам Донсон Брауниг. Смотря на наше с Грэгом Тилли воодушевление, он натянуто улыбнулся, но не смог скрыть настороженного беспокойства.
— Алина, маркиз просил тебя явиться к нему. Он знает о том, что ты… не юноша и о… твоих отношениях с его сыном.
Эйфория прошла и меня обуяло беспокойство и боязнь.
— Алина, раз марких знает, тебе лучше одеться в платье, — заключил Грэг Тилли. — Когда мы собирались я прихватил то твоё платье, в котором ты впервые появилась у меня. Случайно прихватил вместе с остальными вещами, но теперь понимаю, что к месту.
Я кивнула. Моё фиолетовое платье. То в котором я пошла на встречу с друзьями, то, в котором мы проходили злополучный квест «Зов полуночи». Тилли вытащил его из сундука рядом со своей кроватью. Я осторожно взяла в руки платье, распрямила на кровати, провела рукой по материи. Материи моего мира.
— Пойдём, дадим девочке переодеться, — проговорил отец Брауниг. Здравник кивнул и оба вышли за дверь.
Я так отвыкла носить платье, что, облачившись в него, почувствовала себя как-то не так. Посмотрела в зеркало и увидела Алину вместо Тода. Пригладила волосы, стряхнула с платья несуществующие пушинки, улыбнулась отражению. Снова девушка. Интересно как воспримут меня такую жители замка?
Даже учитель с отцом Браунигом ненадолго зависли, настолько непривычно им было видеть меня в женской одежде. Стоит сказать, что моё платье было миди, то есть щиколотки не скрывало, а при ходьбе — итого хуже — открывало половину левого бедра, что для этого мира было, что называется, верхом неприличия. Но другого платья не было, а сыграть с маркизом на опережение было единственным верным решением данной ситуации.
Я двинулась в большую залу. По пути меня нагнал Эльгибор, возвестивший о себе привычным клацаньем. Если бы страж передвигался с меньшим грохотом, его можно было назвать моей тенью. Но он был слишком громким.
Я обернулась к стражу со словами:
— Эльгибор, подожди меня пожалуйста здесь, я иду к маркизу и для нас обоих лучше, если я буду одна.
Вопреки ожиданиям и к моему облегчению латник согласился, оставшись на месте. А я пошла дальше по коридору.
Вдруг из боковой комнаты вышел Эгберт и двинулся мне навстречу. Потом остановился как вкопанным и уставился на меня немигающим взглядом. Я сглотнула, Эгберт был мне очень-очень симпатичен, и я была признательна ему за то, как он мне помог. Надо было рассказать ему раньше, что я девушка, а теперь ему всё открылось вот так вот с бухты барахты. Как он воспримет мою ложь? Будет ли злиться?
Я остановилась.
— Господин Эгберт, — поклонилась я. Хотя, наверно, теперь надо было сделать книксен.
Он подошёл ко мне и обхватил за плечи.
— Тод?
Я виновато улыбнулась.
— Простите, господин Эгберт, мне очень неприятно было обманывать вас. Надо было всё рассказать раньше.
— Но… Но почему ты притворялась мальчишкой?
Эгберт продолжать держать меня за плечи, от его ладоней исходило тепло.
— Потому что хотела стать лекарем, — ответила за неимением лучшего объяснения.
А правда состояла в том, что на этом настоял Грэг Тилли, а у меня и выбора-то в общем не было.
— Глупышка, девушки могут быть травницами, — покачал головой юноша.
— Вы совершенно правы, — потупилась я.
Эгберт убрал руки, внимательно меня оглядел. Неловкость нарастала.
— А кто ещё знал? Грэг Тилли и отец Брауниг, верно?
— Да, — чуть слышно созналась я.
— А Натаниэль? Натаниэль тоже знал? — Эгберт говорил негромко и голос его звучал, как всегда, мягко, но в нём проскользнули нотки негодования.
Я кивнула.
— Не открылась мне, но призналась Натаниэлю, — в голосе названного сына маркиза прозвучал уже нескрываемый укор.