— С чего вдруг? — Заупрямился юноша.
Граф остановился и резко развернулся. Я буквально кожей чувствовала его негодование, но он умело скрыл чувство за напускным спокойствием.
— Потому что я тебя попросил. Мне с моей наречённой надо кое-что обсудить.
Эгберт опешил. А я не смела поднять глаза от неловкости. Юноша ничего не сказал, развернулся и пошёл в обратную сторону. Латник остался. Натаниэль же снова потянул меня за руку к лестнице. Но через два шага затормозил и развернулся уже к Эльгибору, следовавшему за нами своей тяжёлой поступью.
— А к тебе следует отдельно обращаться? — Со стражем Натаниэль уже не сдерживался. — Иди, охраняй что-нибудь вон там, подальше от нас. Вернёшься к обязанностям после ужина. Понял? Удивительно!
Оказалось, мы пришли в покои Натаниэля Кристана. Светлая просторная комната с тремя окнами, мраморной статуей воина у изголовья широкой кровати. На полу шкура медведя. На потолке лепнина. На стенах гобелены. Граф подвёл меня к окну, повернул к себе лицом. Наконец мы могли поговорить без свидетелей.
— Что сказал батюшка? — Спросил Натаниэль Кристан и выглядел он напряжённо-взволнованным. Видать последнее слово было за маркизом.
— Тебя оценили в пятьдесят монет, — не стала я скрывать.
Граф наклонил голову, усмехнулся, потом обхватил руками моё лицо.
— Отец неплохой, просто дай ему время, — проговорил он перед тем как поцеловать меня.
Это меня успокоило, и я расслабилась в объятиях Натаниэля, наслаждаясь прикосновением его губ и вдыхая цитрусово-лавандовый аромат с кумарином и ванилью.
— Завтра мы едим ловить чудовище? — Перевела я тему разговора.
— Ты не едешь, это опасно, — отрезал Натаниэль Кристан.
— Со всем уважением, ваше сиятельство, я не спрашиваюсь.
Натаниэль нехотя кивнул. Наверно чувствовал вину, за то, что его отец не принял меня. А потому и сдался, не стал настаивать.
— Верхом уверенно держишься? — Спросил Натаниэль.
Нуу… Я замялась. В десять проехалась на лошади. Шагом. Кружок по парку. И вели её под уздцы. Это считается? Граф понял мою заминку так, как и следовало понять.
— Распоряжусь насчёт женского седла.
— Это которое боком?! — Ужаснулась я. — Нет-нет! Я свалюсь! Мне обычное, чтобы ноги врозь.
Граф снисходительно улыбнулся:
— Ладно, посажу на Вихрь впереди себя.
— Вихрь? — Не понял я.
— Мой конь, — пояснил Натаниэль.
— Это тот гнедой? — Уточнила я. — Очень красивый.
— Я всё выбираю лучшее, — Натаниэль поднял вверх бровь и по-хозяйски притянул меня к себе, коснулся губ.
Пробыла я в покоях графа не слишком долго. Настояла на том, чтобы вернутся к себе, а Натаниэль не стал противиться. Наверно тоже побоялся лишних пересудов. Я и так была слишком скомпрометирована.
Ни Грэг Тилли, ни тем более Донсон Брауниг, а тем паче Эльгибор о разговоре с маркизом меня не спрашивали. Говорили только о предстоящей поездке, и я была им за то благодарна.
Когда вернулась после ужина увидела на подушке веточку жимолости и записку, от которой веяло цитрусово-лавандовым ароматом. На этот раз был терцет, то есть — трёхстишие.
«Ты мне дарована судьбой
Что б в вихре жизни роковой
Навечно быть тебе со мной»
Снизу приписка: «Веточка жимолости символизирует верность».
Я прижала к груди записку. Понюхала веточку жимолости, поставила в вазу к прочим моим растением и легла спать.
Во сне я видела Натаниэля. Мы гуляли возле водопада и о чём-то болтали. Когда я проснулась, то в сознании сохранились только ощущения сладостной неги от эфемерного свидания с моим графом.
Встала я от стука в дверь. Стучала служанка. Она принесла мне брючный костюм — редингот, розу и записку. Роза была красная на длинной ножке. Очень красивая с чарующем ароматом.
Развернула записку.
«Алеют щёки от желанья
Любимую к себе прижать.
Истома сладким ожиданьем
Не может мне покоя дать,
Амура страсти пыл унять»
Ниже приписка «Красная роза — символ истинной любви».
Это же Акростих! Заглавные буквы стиха соединяются в моё имя! О Натаниэль, как же это мило и романтично!
Так что день открытия сезона охоты на вампира начался очень приятно. В комнате я была одна, даже Эльгибор куда-то запропастился. Выглянула в окно и обнаружила не только своего угрюмого латника в лёгком доспехе, но и учителя, отца Браунига, двоих незнакомых мне стражей. Конюший вёл к ним осёдланных лошадей. Я поторопилась. Редингот сел хорошо, гораздо удобнее чем холщовые рубахи Грэга Тилли. Мне было в нём удобно, и я чувствовала себя вполне… элегантной что ли. Спасибо Натаниэлю.