И тут сквозь шорох летящих комков и листьев я снова услышал шипение! И увидел, как небесно-голубая змея уползала в соседнюю нору. Она опять выползла из мышиного лабиринта, устроилась на солнышке в стороне, а я, копаясь, закидал ее листьями и комками.
Никогда не встречал я больше такой голубой змеи. Но она есть, я же видел ее. Голубая, как небо, как вода, как голубые перья у сойки. Голубая, как незабудка.
20 м а я.
В феврале ворон в поднебесье журавлем прокричал. В марте сойка сарычом свистела, а сорока - скворцом. Так зимние птицы весенних звали: пора, мол, - весна!
Потом прилетели скворцы и давай голосить иволгами, кукушками, горихвостками, пеночками. Весенние скворцы летних птиц скликали. И те прилетели на их зов.
28 м а я.
Самчик мухоловки-пеструшки поет - значит, дупло нашел. Пора бы самке на песню лететь. Но как верить на слово этим пестрым безответственным франтам, если они так плохо разбираются в дуплах! Им бы только найти, а что потом в дупле этом придется птенцов растить - это их уж не касается. Вот так и есть: дупло занято, в нем уже пухляк поселился! А этот растяпа не проверил, а на весь лес поет.
И второй певун дупло не лучше нашел: в щели дует, леток такой, что дождик зальет. Третий вообще неизвестно что отыскал, одно название, что дупло. А на проверку завалюха дырявая.
Улетела пеструшка к четвертому певуну. Вот у кого дупло! Уютное, чистое, ни трещинки и ни щелки. А вид из него какой! И шумных соседей нет. С этим певуном и осталась. А те трое и до сих пор всё поют. Поют, а без толку.
30 м а я.
В гнезде дроздов-рябинников недалеко от дупла летяги вылупились птенцы. Раньше, когда я прятался в свое укрытие, они не очень-то волновались, обругают раз десять при подходе, да потом с дюжину раз по выходе. А сейчас оба зашлись от крика, тарахтели, как два взбесившихся коробка спичек. Проклятия сыпались на мою голову, как горох из мешка.
Я поскорее юркнул в укрытие и притих. Дроздиха скоро умолкла и улетела за червяками. А дрозд все неистовствовал!
За безопасность гнезда отвечал, наверное, он, и он старался вовсю. Он без конца выкрикивал свое настырное трр, трр, трр! По два-три "трр" за одну секунду! Как из автомата бил короткими очередями. Он засыпал меня своими "трр, трр". Он засыпал ими по маковки сосен весь ближний лес и соседнее моховое болото. Ничего уже больше было не слышно - одно бесконечное и вездесущее "трр", от которого начинаешь чесаться.
Прилетели на шум желтые плиски, покачали хвостами и улетели. Явился встревоженный дрозд-белобровик. Потрещал за компанию, пощелкал клювом, спел две-три песни от возбуждения, ничего не понял и улетел. А пулеметная трескотня не кончалась! Полные уши треска. Все тебя теперь стороной обойдут. Сиди, скучай да бей комаров...
Дроздиха и думать забыла, что я тут рядом сижу: приносит еду, старательно кормит птенцов, "горшки" за ними выносит. Время от времени меряет температуру в гнезде: сует между птенцами свой длинный клюв, словно градусник. И если птенцы остыли, садится их греть. А дрозд все орет! Хоть и давно Меня не видит, и должен бы уже забыть про меня или хотя бы понять, что я не враг ему.
Уж охрип бы, что ли! Куда там: все звонче кричит, все настырнее, тявкает, как въедливая комнатная собачонка. Склочник какой-то и горлодер, такого только затронь!
Ровно четыре часа я терпел пулеметный обстрел. Это, 14 400 секунд. Если всего по два "трр" в секунду - и то 28 800 "трр"!
А он бы и еще кричал, но с меня уже было довольно. Я по горло был сыт его "трр", у меня уши от них позакладывало.
Я вылез из засидки и пошагал домой. Так он в спину успел мне выкрикнуть еще раз четыреста! Не утерпел...
ЛЕТНИЕ РАДОСТИ
Настал день - и потерял лес свою весеннюю мягкость, свежесть, сияние и прозрачность. Загустели листья, отяжелели травы. Под деревьями сумрак, как зеленый настой.
На охрану лесных тайн поднялись полчища комаров. Теперь обитателям леса легче скрываться от чужих глаз.
У каждой птицы свой дом. У кого в дупле, у кого на дереве, а то и прямо на голой земле. В одном доме яйца еще, а в другом уже птенцы.
У зверушек - зверята: у белок - бельчата, у зайцев - зайчата, у барсуков - барсучата. А у ласок и горностаев не знаешь как и назвать: ласкята или горностайчата, что ли? Все непоседливые, любопытные, голодные. Вылезают из нор и дупел, выпрыгивают из гнезд.
Слышатся будто бы знакомые и будто бы незнакомые птичьи песни: у певунов полон рот гусеничек и мух - и птенцов кормить надо, и петь еще охота!
Мухоловки-пеструшки 560 раз принесли корм птенцам, работали без отдыха 19 часов, а тем все мало. Кукушонок уже проглотил 200 гусениц и просит еще, прямо трясется от жадности. Лисенок убежал из норы; заблудился, вымок, скулит. Тут и там крики тревоги: кто-то кому-то грозит, кто-то кого-то обидел. Сорока прогнала иволгу, иволга прогнала ворону, ворона прогнала сарыча.
Все в суете, тревоге, спешке, заботах. Забот полон рот. Горячая пора. Но скоро все малыши вырастут, все слабые окрепнут, все глупые поумнеют. Лес хоть и не школа, а всех выучит.
8 и ю н я.
Пел в черемухах соловей. Без передышки пел, звонко и хлестко. Язычок его в широко разинутом клювике бился как колокольчик. Когда только успевает он есть и пить! Ведь песней одной сыт не будешь.
Свесил крылышки, запрокинул головку, острый клювик его щелкает, как ножницы в руках ловкого парикмахера. Щелкает и выщелкивает такие звонкие трели, что даже соседние листики вздрагивают, и теплый парок вырывается из разгоряченного горлышка.
...А на парок слетаются комары! Под тугое перо им носа не подточить, так зундят они над разинутым клювиком. Сами в рот так и просятся, прямо на язык сами липнут!
Щелкает соловей песни и... комаров. Два дела разом. И одно другому не помеха. А еще говорят, что соловья песни не кормят!..
"Если под крышей птицы живут - она не сгорит". Это поверье спасло жизнь тысячам птиц: голубям, воробьям, скворцам, ласточкам. "Разоришь гнездо аиста - аист дом подожжет". И аисты спокойно гнездились на крышах.
А вот "нетопырь залетел в дом - к беде", "сова не принесет добра", "сыч хозяина выживет" - и летели неповинные птичьи головы.
"Ворон каркает - к покойнику", "дятел в избе мох долбит - к покойнику", "сова близ дома кричит - к покойнику", "мухи зимой в избе - к покойнику", "сверчок по избе летает - к смерти", "соломина к куриному хвосту прилипла - к покойнику". Ох, не завидна судьба таких вещунов! А как спокойно живется тому, кто сулит нам спокойную жизнь. "Чайки плещутся - к хорошей погоде". Молодцы чайки!
А вот что надежнее - суеверие или закон? Трудно сказать. Никто до сих пор не трогает аистов или ласточек: не принято, не положено. А вот редкую птицу малого лебедя - и такой лебедь есть! - давным-давно взятую под охрану закона, бьют до сих пор. Рентгеном проверили: у двух третей отловленных лебедей была в теле дробь.
17 и ю н я.
Кукует кукушка, далеко ее слышно. Чтобы так громко кричать, надо, наверное, широко клюв разевать. Кукушку так и рисуют: чуть приспущенные крылья, чуть приподнятый хвост и широко разинутый клюв. И даже чучела в музеях так делают. Проверить трудно: кукушки почему-то всегда далеко кукуют.
Сегодня одна села рядом, и я наконец хорошо ее разглядел, когда она куковала. Все верно: и крылья чуть опустила, и хвост чуть задрала, и даже поводила им из стороны в сторону. А вот клюв - не разевала! Куковала с закрытым ртом. Лишь горло у нее вздувалось, да так, что даже перья топорщились.
Трудно поверить, что можно так громко кричать с закрытым ртом. Но, с другой стороны, попробуйте-ка с широко открытым ртом громко крикнуть "ку-ку". Ничего не получится. Чтобы "ку-ку" получилось, надо губы сжать и вытянуть трубочкой. Деревянной дудочкой, костяным рожком. Клювом кукушки...