сказать, что майор против желания сослужил большую службу Марье Ивановне: у ней в каморочке сидел Осип Иваныч , когда майор гремел в лавочке. Она вернулась к себе в комнату бледная и такая огорченная, со слезами на глазах , так что Осипу Иванычу сделалось ее жаль, как родную дочь. -- Все из -за вас ,-- проговорила Марья Ивановна, глотая слезы. -- Слышал -с ,-- смиренно отозвался Осип Иваныч , приглаживая височки.-- Неистовый человек и больше ничего. Вы не обращайте на него никакого внимания, Марья Ивановна. -- Да, хорошо вам говорить!-- совсем уж расплакалась Марья Ивановна.-- Разве я что-нибудь сделала ему или вам ? Конечно, я одинокая девушка, и меня всякий может обидеть, а только я не дурная девушка. -- Марья Ивановна, что вы это говорите? Кто же считает вас за дурную девушку? Напротив , г. майор делает вам неприятности просто из зависти... да-с . Это ужасный человек , Марья Ивановна... Положение Осипа Иваныча вышло чертовски-критическое, как говорил майор : чуть не на груди у него плакала прехорошенькая девушка, а слабая женская рука искала опоры в своей женской немощи. Нужно заметить, что Осип Иваныч вообще не переносил женских слез . Может -быть, это происходило оттого, что ему приходилось видеть слишком много таких слез в консистории, когда он брал жареным и вареным с просвирен и разных вдовиц духовнаго звания. Но какое сравнение: там были слезы тщетно вопиявшей нищеты, а здесь плакалась прелестная девственница, непорочная горлинка... И кто же был виной этих слез ? Конечно, он , Осип Иваныч , который получил преферанс перед другими искателями. Бедная девушка не стыдилась плакать перед ним же, орошая росой доверия его старое консисторское сердце. Да, нужно было быть чудовищем , чтобы не почувствовать некоторой ответственности за свое исключительное положение, хотя Осип Иваныч все-таки не выдал себя сразу, а ограничился несколькими нравственными сентенциями, высказанными отеческим тоном . Одним словом , Осип Иваныч крепко задумался, и ему все мерещилось заплаканное девичье лицо, которое от слез сделалось еще красивее. Искушение было сильное, хотя Осип Иваныч понимал , что бегать искушения -- самое постыдное проявление гнуснаго малодушия. Напротив , с искушением нужно бороться его же оружием , и Осип Иваныч стал посещать Розвальни чаще прежняго, читал с Марьей Ивановной душеполезныя книги и по возможности укреплял эту молодую душу, колебавшуюся, как трость в пустыне. В этом христианском подвиге Осип Иваныч дошел до полнаго самоотречения, потому что совсем начал забывать о себе, а думал только о ней, о Марье Ивановне, желая спасти ее от дьявольских происков . Но и майор не дремал . Он , с своей стороны, тоже принял меры и распустил про Осипа Иваныча сплетни. Все, что говорил майор , доносилось до Осипа Иваныча и, конечно, доносилось в приукрашенном виде, что еще сильнее возбуждало его христианское смирение. -- Злоба и коварство людей есть удел человека,-- наставительно говорил он Чинетти. -- Все-таки, Осип Иваныч , как же это г. майор позволяет себе подобныя выходки? -- Я лично за себя не жалуюсь... нет , и даже не ропщу, но больно то, что из -за меня топчется в грязь девичья честь. Да-с ... Марья Ивановна никогда не намекала ни единым словом , что она что-нибудь знает о майорском злословии, хотя Осип Иваныч по сосредоточенно-покорному выражению ея лица чувствовал , что она все знает , и невольно смущался. Эта кротость и величие женской души приводили Осипа Иваныча в невольное умиление, и он не без основания приходил к тому заключению, что в этой красоте женской души есть капля и его меду. Это мирное течение дел чуть-было не нарушилось совершенно неожиданной катастрофой: раз в июле Осип Иваныч под езжает верхом к знакомой избушке, входит в лавочку и видит , что товары убраны и завязаны. На полу стояло несколько деревянных ящиков , перевязанных веревками по-дорожному. Старик обомлел . -- Уезжаю...-- заявила Марья Ивановна и с кроткой покорностью опустила заплаканные глаза.-- Я больше не могу, Осип Иваныч , г. майор и про вас и про меня говорит Бог знает что. -- То-есть позвольте, как же это уезжаете?-- разсеянно лепетал Осип Иваныч , удерживая в своих руках теплую, белую руку Марьи Ивановны.-- Нет -с , это дело необходимо обсудить... -- Что же тут обсуждать?-- настойчиво возражала Марья Ивановна.-- Я думала торговать в Розвальнях , разсчитывала на прииски, а между тем г. майор и Балуев запретили рабочим покупать у меня. Мне просто делать здесь нечего. -- Так , так ... Да, это гнусно со стороны г. майора, и он поступил с вами, сударыня, вполне зверски. -- Я никого не обвиняю. Осип Иваныч пил чай в комнатке Марьи Ивановны в последний раз и чувствовал , как все у него вертится в глазах : и самовар , и Марья Ивановна, и какия-то белыя подушки, и красная рожа майора, и собственное одиночество, и опять это заплаканное девичье лицо. Ему вдруг сделалось страшно, точно впереди разверзалась темная и мрачная пучина, готовившаяся поглотить его безвозвратно. От его согревшагося старческаго сердца отлетал последний луч надежды, и чайное блюдечко дрожало в его руках , точно он шел с ним по канату над страшной бездной. -- Марья Ивановна... да-с ... а что бы вы сказали...-- заговорил он наконец , с трудом подбирая слова.-- Конечно, я не юноша... но есть достоинства и в человеке, умудренном опытом ... да-с . Постыдно отступать перед препятствиями и искушениями... нужно бороться со злом ... Марья Ивановна, будьте моей женой, и тогда... злоба г. майора обрушится на его же собственную голову. Марья Ивановна точно испугалась и даже отодвинулась от Осипа Иваныча, а по лицу у нея разлился яркий румянец . Осип Иваныч плохо помнил , как он схватил девушку в свои руки и запечатлел на ея лице первый поцелуй; она не сопротивлялась, ея голова с закрытыми глазами скатилась к нему на плечо, как подкошенная, а тяжелая русая коса, как змея, поползла по его коленам . Осип Иваныч плакал .