Примечательно, что сами Тихонов и Эренбург никак не пострадали, а вот по тем, кем они якобы «руководили», каток репрессий проехался вовсю[56].
Но сначала — печальная хроника. Аресты по этому делу растянулись на девять месяцев. Первым — на рассвете 20 июля 1937 года — был арестован Николай Олейников, но, возможно, его дело достаточно изолировано от всех остальных[57].
Вторым — спустя почти три месяца! — Бенедикт Лившиц: 26 октября 1937 года[58]. Еще через два дня — 28 октября — И. А. Лихачев. Затем — 14 ноября 1937 года — Валентин Стенич.
Всех остальных брали в 1938 году: 4 января — В. А. Зоргенфрея[59], 10 января — поэта С. М. Дагаева[60], в ночь с 3 на 4 февраля — Ю. И. Юркуна[61], 5 февраля — Г. О. Куклина[62], 11 февраля — Ю. С. Берзина[63], 14 февраля — Д. И. Выгодского[64], 15 февраля — А. М. Шадрина[65], 19 марта — Н. А. Заболоцкого[66], 20 марта — Е. М. Тагер[67] и 23 апреля — А. А. Энгельке[68].
У этого сугубо ленинградского дела была солидная московская подкладка. Начать с того, что москвичом был один из «руководителей» заговора — Эренбург (даром что пропадал в Париже). На допросе, состоявшемся 25 ноября 1937 года, В. Стенич прямо «сказал», что их группа носила смешанный московско-питерский характер и «объединяла наиболее реакционную часть литературных работников, враждебно настроенных к советской власти. В нее входили Олеша, Никулин, Дикий, Бенедикт Лившиц, Николай Чуковский и я». Он признал, что разговаривал в ресторане о политике с Олешей, вызывавшемся лично убить Сталина[69].
Постепенно в протоколах начало мелькать и имя О. М.[70] Впервые — 11 января 1938 года, во время второго допроса Лившица, когда он, называя немало имен, раскрывал «механизм» писательской контрреволюционной организации, направляемой из Парижа Кибальчичем (Виктором Сержем)[71]. Свою «активную троцкистскую деятельность» Кибальчич развернул еще в период 1929–30 гг., «устанавливая связи с наиболее реакционной частью ленинградских писателей»[72].
Весьма существенно, что и сам Кибальчич на собственном допросе от 7 марта 1933 года, будучи спрошен следователем о своих литературных связях, сказал:
«Знаю многих писателей в Москве и Ленинграде. Почти ни с кем не встречаюсь регулярно. Среди писателей, более близких моих знакомых: Н. Н. Никитин (встречались часто в 1929–30 гг., теперь реже, даже редко); Б. К. Лившиц, с которым меня сближает его хорошее знание французского языка; К. Федин, Б. Пильняк, О. Э. Мандельштам, Б. М. Эйхенбаум, К. А. Большаков — со всеми встречи теплые, дружеские, но редкие»[73].
Аттестуя Л. М. Эренбург «троцкистским эмиссаром», напрямую связанной с Кибальчичем, Лившиц помянул и О. М.:
«Уже первая встреча с ней в 1935 г., с глазу на глаз, убедила меня в том, что я имею дело с человеком антисоветски настроенным. Ее возмущало отношение советской власти к писателям, в частности, „расправа“ с Мандельштамом (он был тогда арестован и выслан за контрреволюционную деятельность). Она очень горячо говорила о том, что „у вас в СССР никто не может выражать откровенно своих мыслей“»[74].
Отвечая на вопрос следователя о террористическом характере их (то есть заговорщицкой) организации, Лившиц сказал:
«Призывом к террору были и стихи Мандельштама, направленные против Сталина, а также те аналогии, которые я проводил, сравнивая наши годы с 1793 годом и Сталина с Робеспьером.
В 1937 году у меня дома собрались Тихонов, Табидзе, Стенич, Юркун, Л. Эренбург и я[75]. За столом заговорили об арестах, о высылках из Ленинграда. Тициан Табидзе сообщил об аресте Петра Агниашвили, зам. председателя ЦИК Грузии, близко связанного с Табидзе. Далее разговор перешел к аресту Мандельштама, которого Табидзе также хорошо знал. Тихонов сообщил, что Мандельштам скоро должен вернуться из ссылки, так как заканчивается срок, на который он был осужден»[76].
Следующее упоминание О. М. — 31 января 1938 года, на допросе поэта С. М. Дагаева. Дагаев показал, что посещал совещания у Тихонова, где бывали почти всегда одни и те же участники организации: Бенедикт Лившиц, Вольф Эрлих, приезжавший из Москвы Павел Антокольский, жена Тихонова — М. К. Неслуховская и другие. Помянул Дагаев и О. М.: в марте 1937 года Тихонов собирался послать ему в ссылку 1000 рублей, будто бы «для развертывания антисоветской работы»[77].
56
В настоящее время в научный оборот введены материалы дел далеко не всех «фигурантов» заговора. Но и то, что уже опубликовано, дает довольно внятную картину погрома, учиненного чекистами среди писателей. Первым этим занялся Эдуард Шнейдерман, в 1990-е гг. сумевший добиться доступа к делу Б. К. Лившица, одного из «руководителей» «заговора писателей»
57
62
23 сентября 1938 г. приговорен к восьми годам ИТЛ; умер в крайбольнице мест заключения Красноярского края 9 ноября 1939 г.
63
2 июля 1939 г. приговорен к восьми годам ИТЛ, по данным личного дела — умер в лагере 1 июня 1942 г.
64
23 июля 1940 г. приговорен к пяти годам ИТЛ; умер в Карагандинском лагере 27 июля 1943 г.
65
Через два года следствия, в апреле 1940 г., дело было прекращено, но в 1946 г. Шадрин был снова арестован и осужден; реабилитирован в 1956 г.
67
Ср. запись с описанием ее ареста в дневнике создательницы Петроградского театра марионеток Л. В. Шапориной от 21 марта 1938 г. (
68
23 июля 1940 г. осужден на пять лет ИТЛ; пробыл в заключении до 20 июля 1946 г., амнистирован в 1953 г., реабилитирован в 1957 г.
70
Со многими из названных арестованных писателей — и прежде всего с Лившицем, Стеничем и Выгодским — О. М. связывали многолетние дружеские связи.
71
Этому допросу, по-видимому, придавалось особое значение. Это видно уже из того, что все подписи, стоящие под протоколом, принадлежат работникам «руководящего звена»: начальнику IV отдела Карпову, его заместителю Федорову и начальнику 10-го отделения Гантману. Лившиц подписал каждый лист и поставил итоговую подпись:
«Ответы на вопросы с моих слов записаны верно. Б. Лившиц».
72