Владимир Петрович Ставский (Кирпичников), автор не самых громких повестей о коллективизации, редактор «Нового мира» и формальный преемник самого Горького на посту первого секретаря СП СССР, был одновременно поручителем за некоего Костарева (Костырева), незваного «квартиранта» О. М., «спланировавшего» таким образом из Приморья прямехонько в двухкомнатную квартиру 26 в Нащокинском переулке — в ту самую, что «тиха, как бумага» и «пустая, без всяких затей»… Это немаловажная, а может статься, и роковая для О. М. деталь, ибо за последующими действиями главного, по должности, писателя страны стоял не один только корпоративный интерес (навсегда избавить писателей от зловредного влияния О. М.), но еще и личный (потрафить другу молодости и навсегда избавить квартиру О. М. от зловредного присутствия хозяина).
О тесном контакте и несомненном «доверии», которым Костарев пользовался у органов, достаточно внятно говорит эпизод с «монтером» из ОГПУ, которого он привел в квартиру О. М. дабы продемонстрировать: хозяин не за 101-м километром, а тут, дома, в Москве, попивает чаек, — и грубейшим образом попирает предписанный ему административный режим.
Но еще более тесный контакт с органами имел сам Владимир Петрович.
И тем не менее в начале 1938 года кресло под Ставским закачалось. 20 января 1938 года А. К. Гладков записал в дневнике:
«Говорят, что пошатнулось положение Ставского. Этот бездарный наглец, ставший каким-то образом во главе нашей литературы, наверно, уже не нужен сейчас, когда главная чистка проведена. Его опалу можно поставить в связь с увольнением Керженцева и Шумяцкого».[110]
И еще через восемь дней:
«Пресса обрушилась на Ставского».[111]
Частичное объяснение этому содержит письмо самого Ставского М. Ф. Шкирятову, заместителю председателя Комиссии партконтроля при ЦК ВКП(б) от 4 ноября
1937 года:
«В добавление к устному сообщению о том, как обсуждается заявление П. Рожкова против меня в Союзе Советских Писателей — сообщаю следующее:
— Партгруппа вместе с парткомом выделила комиссию для разбора заявления П. Рожкова и фактов, изложенных в нем.
В комиссию вошел и Феоктист Березовский, делом которого я занимался вместе с партколлегией по Московской области, по Вашему поручению. Это дело Вам известно (Березовский бегал от большевиков к меньшевикам, укрывал службу сыновей у Колчака, поддерживал зятя — белого контрразведчика и т. д.). Березовский и раньше не скрывал своего резкого отношения ко мне.
Свою же работу в комиссии по разбору заявления П. Рожкова он начал с того, что огласил на комиссии заявление против меня из 16 пунктов. Это заявление до сих пор неизвестно ни партгруппе, ни мне.
Сегодня мне стало известно, что Феоктист Березовский[112] собирает против меня материал и письменные показания даже за пределами Союза Советских Писателей. — Он вызывает и ездит сам на квартиры к людям, ранее работавшим в аппарате Правления ССП и уволенным мною по совету из НКВД (капитана госбезопасности т. Журбенко) и за упущения и проступки по работе.
Когда я спросил председательствующего в комиссии — зам. секретаря парткома т. Оськина — знает ли он об этом факте, т. Оськин подтвердил, что это — правда, и что Березовский уже передал показания одного из уволенных мной…
Тут особенно выразительна ссылка на капитана госбезопасности Журбенко, дающего Ставскому указания, кого увольнять, а кого нет!
За неделю до этого, 28 октября, Ставский записал в дневнике:
«С т. Л. Мехлисом. 1. Не управляюсь. Осложняется дело заявленьями: 1) Рожкова, 2) Марченко, 3) Ляшкевича, 4) Кулагина, 5) Лахути. РК пересылает Шкирятову, а мне ни одного доклада в районе. 2. Комиссия — по предложению Березовского — меньшевик»[114]
…Но, защищаясь, Ставский не забывал и о своих текущих делах. Тем же днем датирована следующая запись: «Костарев: вызвать»[115].
Зачем занадобился Ставскому его старый кореш, можно понять из записи в дневнике назавтра: «О Мандельштаме: взять стихи и прочитать. / Павленко: Статья о „Перевале“»[116].
Видимо, у Ставского накопилась критическая масса писательских заступничеств за О. М. (а может, и доносов), и он решил уделить этому вопросу какое-то время. Расспросив Костарева обо всем, что тот знал об О. М. на текущий момент, он устроил что-то вроде совещания с Сурковым и, возможно, Павленко по поводу О. М., для чего даже решил прочитать, наконец, стихи последнего, на чем их автор так громко настаивал еще с воронежских времен. Тогда-то, возможно, Ставский и передал Павленко сами стихи и попросил его написать «рецензию» на них. Несомненно, он проконсультировался, по обыкновению, и с капитаном Журбенко, выполнявшим при Ежове ту же роль, что Агранов при Ягоде.
110
111
«Длинная очередь в приемной ответственного секретаря Союза писателей тов. Ставского, — очередь молодых, пожилых, седых советских литераторов, месяцами не могущих попасть на прием. И — бесконечные бюрократические заседания (с резолюциями, стенограммами, протоколами, выписками из протоколов), заседания, преисполненные зеленой скуки и отрывающие писателей от непосредственной писательской работы».
112
Березовский Феоктист Алексеевич (1877–1952) — советский прозаик, член ВКП(б) с 1904 г.
114
«Шифром. Грозный Обкомпарт Быковцу. Срочно телеграфьте шифром согласие с предложением выдвинуть кандидатом в депутаты в Совет национальностей от одного из ваших округов товарища Ставского писателя. Передаю по поручению ЦК ВКП(б) пр. 12/с — 1818 рп. Маленков. № 234. 24/Х-37. 11.25»