Курантов бой и тени государей:Россия, ты – на камне и крови -Участвовать в твоей железной кареХоть тяжестью меня благослови!
12 мая 1913
Дворцовая площадь
Императорский виссонИ моторов колесницы,-В черном омуте столицыСтолпник-ангел вознесен.
В темной арке, как пловцы,Исчезают пешеходы,И на площади, как воды,Глухо плещутся торцы.
Только там, где твердь светла,Черно-желтый лоскут злится,Словно в воздухе струитсяЖелчь двуглавого орла.
<Июнь> 1915
Tristia
***
"Как этих покрывал и этого убораМне пышность тяжела средь моего позора!"
– Будет в каменной ТрезенеЗнаменитая беда,Царской лестницы ступениПокраснеют от стыда,........................................И для матери влюбленнойСолнце черное взойдет.
"О, если б ненависть в груди моей кипела,Но видите – само признанье с уст слетело"
– Черным пламенем Федра горитСреди белого дня.Погребальный факел чадитСреди белого дня.Бойся матери ты, Ипполит:Федра-ночь – тебя сторожитСреди белого дня.
«Любовью черною я солнце запятнала...».....................................
– Мы боимся, мы не смеемГорю царскому помочь,Уязвленная Тезеем,На него напала ночь.Мы же, песнью похороннойПровожая мертвых в дом,Страсти дикой и бессоннойСолнце черное уймем.
1915, 1916
Зверинец
Отверженное слово «мир»В начале оскорбленной эры;Светильник в глубине пещерыИ воздух горных стран – эфир;Эфир, которым не сумели,Не захотели мы дышать.Козлиным голосом, опять,Поют косматые свирели.
Пока ягнята и волыНа тучных пастбищах водилисьИ дружелюбные садилисьНа плечи сонных скал орлы,Германец выкормил орла,И лев британцу покорился,И галльский гребень появилсяИз петушиного хохла.
А ныне завладел дикарьСвященной палицей Геракла,И черная земля иссякла,Неблагодарная, как встарь.Я палочку возьму сухую,Огонь добуду из нее,Пускай уходит в ночь глухуюМной всполошенное зверье!
Петух и лев, широкохмурыйОрел и ласковый медведь -Мы для войны построим клеть,Звериные пригреем шкуры.А я пою вино времен -Источник речи италийской -И в колыбели праарийскойСлавянский и германский лен!
Италия, тебе не леньТревожить Рима колесницы,С кудахтаньем домашней птицыПерелетев через плетень?И ты, соседка, не взыщи -Орел топорщится и злится:Что, если для твоей пращиТяжелый камень не годится?
В зверинце заперев зверей,Мы успокоимся надолго,И станет полноводней Волга,И рейнская струя светлей,-И умудренный человекПочтит невольно чужестранца,Как полубога, буйством танцаНа берегах великих рек.
Январь 1916, 1935
***
В разноголосице девического хораВсе церкви нежные поют на голос свой,И в дугах каменных Успенского собораМне брови чудятся, высокие, дугой.
И с укрепленного архангелами валаЯ город озирал на чудной высоте.В стенах Акрополя печаль меня снедалаПо русском имени и русской красоте.
Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,Где голуби в горячей синеве,Что православные крюки поет черница:Успенье нежное – Флоренция в Москве.
И пятиглавые московские соборыС их итальянскою и русскою душойНапоминают мне явление Авроры,Но с русским именем и в шубке меховой.
Февраль 1916
***
На розвальнях, уложенных соломой,Едва прикрытые рогожей роковой,От Воробьевых гор до церковки знакомойМы ехали огромною Москвой.
А в Угличе играют дети в бабкиИ пахнет хлеб, оставленный в печи.По улицам меня везут без шапки,И теплятся в часовне три свечи.
Не три свечи горели, а три встречи -Одну из них сам Бог благословил,Четвертой не бывать, а Рим далече,И никогда он Рима не любил.
Ныряли сани в черные ухабы,И возвращался с гульбища народ.Худые мужики и злые бабыПереминались у ворот.