— Ну, ну!.. — раздавались ободрительные голоса.
Я употребил нечеловеческое усилие и поднял. В спине что-то хрустнуло. Согнувшись в три погибели, едва не провалившись с доски, дотащил я бревно до берега и принялся за другое. Оно, это другое, было еще тяжелее. У меня не хватило сил донести его; я пошатнулся, выпустил свою ношу и сам повалился на скользкие доски барки…
— Э, да что ты?…
— Ха-ха! Небось не сладко? — слышались голоса товарищей.
Я смутно сознавал всё, происходившее вокруг. Мне было невыносимо жутко.
— Ну, парень, — серьезно проговорил старик рабочий, тот самый седенький мужичок в красной рубахе, что сидел у мачты, — это, видно, не твое дело; тебе бы сюды не соваться… Дай помогу, что ли!
Но мне не нужна была его помощь. Я встал, молча поднял упавшую с головы шапку и тихо, шатаясь, пошел прочь…
— Утик, хлопци, ей-богу… ха-ха-ха! — слышалось сзади.
— Ишь, щелкопер!
— Чего зубы скалишь? Ну, известно, парень хворый… Из лакеев, должно быть.
Полнейший хаос в голове. Я брел наудачу, едва различая предметы; в глазах дрожали слезы, в ушах раздавалось: «Хворый, хворый»… «Бедный, несчастный, тряпка!» Мною вдруг овладело бешенство. «Отдайте мне мое здоровье, варвары!» — крикнул я, сжав кулаки. К кому я обращался? кого винил? Я и сам не сознавал. Голос мой, то есть не мой, а какое-то тончайшее сопрано, прозвучал весьма минорно и заставил меня опомниться. Проходившая мимо баба с корзиной в руке остановилась и сосредоточенно уставилась на меня удивленными глазами; пепельный салоп, серый платок, вся какая-то серая, лицо морщинистое, доброе, с выражением: «Хворый, бедняжка!..» Пробежала куцая собака с глазами, говорившими как нельзя более ясно: «Проходи, знай, проходи, не трону: найдем и получше, ежели зубы почистить захочется». Проехал ломовой извозчик; у лошади узда была мочалкой перевязана — надо полагать, колечко потерял; какая-то кокарда, какой-то красный кушак, шляпка…
Я очутился на мосту, оперся о перила и стал глядеть вниз. «Ты скала… Придешь за мною? Я ведь ничего не боюсь… Нет, лучше не приходи, несчастный: куда тебе!..»
Пронеслась лодка, проплыла доска, от барки, должно быть; гвозди торчали, щепка какая-то… Я тупо смотрел на всё это. «А что, если б этак шарахнуться?…»
Какая-то сладострастная судорога, последнее ясное ощущение и последняя ясная мысль.
…
Я лежал в постели в небольшой, но уютной горнице. В окно заглядывал яркий луч солнца, светлой полосой ложился на пол, потом поднимался ко мне на кровать и весело играл на стене у самых ног. Какой-то пожилой человек держал меня за руку. Я сразу узнал в нем доктора. У двери стояла молодая женщина и с тревогой смотрела на нас обоих… Прекрасное юное создание, всё как бы сияющее, оно казалось мне ангелом, пришедшим спасать мою больную душу. Я ее уже словно где-то видел, не то в грезах, не то наяву… Не отдавая еще себе отчета во всем, что со мной происходит, я ей весело улыбнулся, она отвечала мне тем же.
Доктор оставил мою руку, посмотрел на часы и заторопился:
— Ничего, — шепнул он на ходу молодой женщине, — поправляется… Нужен отдых.
Она подошла ко мне, опытной рукой поправила подушки, всё так же ласково улыбаясь, и тихонько вышла. Мне было очень неприятно, что она вышла, но я так залюбовался ею, что и не догадался попросить ее посидеть.
Я остался один и стал вспоминать…
В избу вошел Печерица:
— Ну что, паря, — весело заговорил он, — очухался?
— А, это ты!.. Послушай, голубчик, как ты думаешь: я хворый?
— Еще бы не хворый! Простудился… Кто в такую погоду купается?
— Нет, вообще?
— Эх ты!.. — Он присел на кровать и положил мне на плечи свою огромную руку. — Не жрал, поди, три дня да полез бревна таскать! Ведь этак и бык свалится…
Я обнял его за шею и крепко поцеловал. Снова бред, снова забытье.
Недели через две я прохаживался взад и вперед по горнице, хотя был очень слаб. Печерица, во всё время моей болезни не отлучавшийся из дому, и теперь сидел у окна за книгою.
— Скажи, пожалуйста, какая это барыня была здесь, когда я лежал болен?
— Это Елена. — Печерица закрыл книгу и стал набивать трубку, приготовляясь закурить.
— Какая Елена?
— А та самая, что с Инсаровым в Болгарию ездила… Героиня «Накануне», — прибавил он, предполагая, что я не понимаю.