Старый левит, одним из последних присоединившийся к нашей компании, рассказал историю о египетском чиновнике.
Чиновник весь день решал важные государственные дела. Пришёл домой усталый и сказал жене: «Если кто меня будет спрашивать, всем говори, что меня нет дома».
Тут раздался стук в дверь, и мужской голос спросил, дома ли чиновник. Жена ответила, что да, муж дома. Взбешенный египтянин заорал на нее: «Я же тебе сказал всем отвечать, что меня дома нет». — «Успокойтесь. Это не к Вам приходили. Это ко мне», — ответила жена.
Купец измаилтянин рассказал историю про купца мадианитянина. Того спросили: «Сколько будет, если сложить два и два?» Мадианитянин ответил вопросом: «А мы покупаем или мы продаем?».
Каждая новая хохма вызывала новый приступ смеха у всей компании и новые заказы подавальщикам.
Салех обратился ко мне:
— Осия, ты чего там пьёшь? Неужели молоко?
Я ответил:
— Дядя Салех. Мне для дури вина не надо. Я от рождения натурально дурной. Трезвый пьяную компанию не порчу.
Снова все покатились от смеха. Что-то я попал в записные шутники. Что ни скажу, получается, как будто схохмил. Все держатся за животы. Видел бы это Захри…
Разошлись далеко за полночь. Некоторых пришлось разводить по комнатам. Только Ор был ни в одном глазу. Как будто и не пил. Да я, поскольку пил только воду и молоко. Халеф ушёл на своих ногах, правда, шатало его сильно.
С небольшими изменениями и почти в том же составе всё это повторялось ещё три дня. К нам присоединились два парня из военной школы, и уехал купец измаилтянин. Его место занял купец мадианитянин.
И когда мадианитянин стал рассказывать историю, про то, как купца измаилтянина спросили, сколько будет два прибавить два, со всей честной компанией случилась настоящая истерика. Мадианитянин ничего не понял: хохма, безусловно, хорошая, но ведь он не успел её рассказать до конца…
Да, так хорошо я никогда не жил.
На восьмой день всё изменилось. Уехал Салех. Тихо исчезли левиты. Ребята из школы тоже не пришли.
Забежал только Халеф. Поел с нами на скорую руку, сообщил долгожданную весть о том, что завтра в солдатской школе ждут Корея, и побежал дальше.
— В общем так, — сказал Ор, — завтра ты отмени свой обычный утренний поход. Должен всё время быть поблизости. А когда придёт Корей, должен сидеть и ждать в общем зале.
Я Корею накрою в задней комнате. Ты же всё время будь под рукой. Очень плохо будет, если ты его здесь прозеваешь. Думаю, это твой единственный шанс.
Протекцию я тебе составлю. Только не любит Корей вашего брата палача. Боится, видно, что сам рано или поздно в руки к таким попадет. Да и брата своего Захри не любил и на порог не пускал.
Ну да ничего, не дрейфь. Обломаем как миленького. Захри он остался должен? Вот пусть теперь с тобой за долг брату и рассчитывается.
— Хорошенькое напутствие Вы мне даёте перед важной встречей, дядя Ор. Ничего не скажешь, умеете ободрить человека.
— Тьфу на тебя, поганец. Даже в такой ситуации не можешь без своих хохм обойтись.
Ничего себе хохмы. Я-то был серьёзен, дальше некуда. Видно не избавиться мне теперь от клейма хохмача никогда. Профессия — палач, призвание — хохмач… Хорошее сочетание.
Обхохочешься.
Глава 02. Захри. Школа убийц мангуст
Чтобы боль не умерла раньше человека, у человека должна оставаться надежда. Тогда он будет умирать долго и плохо.
… лев прыгнул на меня. Он схватил меня за плечо, и мы вместе покатились вниз.
Свирепо рыча над моим ухом, он встряхнул меня, как терьер встряхивает крысу.
Я впал в полное оцепенение. Это было какое-то полусонное состояние.
Не было ни чувства боли, ни ощущения страха, хотя я и отдавал себе полный отчёт в происходящем. Я слышал, как хрустят кости и рвутся мышцы.
Нечто подобное рассказывают о действии хлороформа больные, которые видят всю операцию, но не чувствуют ножа.
Вероятно, это особенное состояние переживают все животные, убиваемые хищником.
Следующее утро получилось тихим и скучным. Встал, как всегда, до восхода солнца. Пробежался до канала. Не с утра же быть Корею? Искупался и вернулся назад в таверну. Сел на свое место в углу и попробовал медитировать. Не получалось. Лезли а голову какие-то то ли мысли, то ли воспоминания…
Дом Захри. Мой первый день в этом доме. Мы шли с Захри пять дней от ефремовских шатров до дома в горах. Для девятилетнего пацана это было нелёгкое путешествие. Шли почти без перерывов. Из еды — хлеб, сыр и вода два раза в день.
Вставали задолго до рассвета. Временами Захри шёл так быстро, что мне приходилось за ним буквально бежать. Ну и бежал, стиснув зубы. Боялся отстать в этих диких местах.
Первую остановку делали, когда солнце поднималось уже совсем высоко. Еда, короткий сон, и снова в путь. До заката. Опять еда и сон. И снова шагать далеко за полночь.
Ночью было особенно страшно. Места там совершенно дикие. За нами увязывались стаи гиен. Слышен был рык львов. Но близко к нам эти твари не подходили. Явно не хотели связываться с Захри.
Я давно понял, что животные умнее людей. Знают что к чему. Хотя, надо заметить, и люди смертельно боялись Захри.
Шли налегке. Ни оружия, ни дополнительной одежды. Спали на голой земле, подложив камень под голову. Только котомка с хлебом и сыром у меня за спиной. Весь наш багаж.
Наконец вот он, дом. Я не хотел ни есть, ни пить. Только спать. Свалился как мёртвый.
Проснулся поздно. Солнце уже стояло высоко. Проснулся и увидел его. Небольшой зверек внимательно и спокойно рассматривал меня. Это был мангуста.
Я не сразу понял, что меня так поразило в нём. Понял, только когда стал значительно старше.
У мангусты и у Захри были одинаковые глаза. Чуть желтоватые с абсолютно чёрным, бездонным, очень подвижным зрачком. Зрачок то сжимался почти в точку, то расширялся на весь глаз. Глаза убийцы.
Позже я понял ещё одну вещь. И у меня были точно такие же глаза. Глаза убийцы.
Родился я поздним ребенком. У отца уже были другие дети от наложниц, но он хотел настоящего наследника от законной жены. Мама у меня была из очень знатного и богатого рода, а отец нет. Но был он силён и красив. И очень нравился маме. А ещё отец был храбрым и умелым воином.
Поэтому, когда он захотел взять маму в жёны, её семья не возражала. Несмотря на то, что этот брак никак нельзя было назвать равным.
За маму дали большое приданное и жили отец с матерью очень хорошо. Только детей долго не было. И когда, наконец, мама забеременела, отец был счастлив.
Рожался я плохо. Мать умерла при родах. Акушерка сказала, что и я не жилец. Но я выжил. Отец назвал меня Осия — «Бог спас».
Нанятые кормилицы выдерживали от силы день, два. Потом наотрез отказывались меня кормить. Ни за какие деньги. Так что я рано перешёл на коровье молоко и хлеб.
Только одна очень старая женщина согласилась ухаживать за мной. Её я помню и почитаю, как свою мать. Звали её Милка. Она и рассказала мне историю моей семьи и моего рождения.
Травмы при рождении плохо сказались на моём здоровье. Я не был таким как все. Сильно отставал в росте от сверстников. Рос худым и болезненным.
Но самое страшное — это приступы. При любой агрессии по отношении ко мне (а иногда и без видимой причины) я впадал в панику. Тяжёлый туман наплывал на меня. Пена шла изо рта и… дальше я уже ничего не помнил.
И ещё. Любые физические страдания даже близких мне людей: отца и Милки — оставляли меня совершенно равнодушным. Я абсолютно не умел сочувствовать другим людям. Да и к своему телу тоже был равнодушен. Например, практически не чувствовал боли.
Милка была из левитов и, говорят, была в молодости очень красивая. Взял её в жёны знатный ефремский воин. Сыграл свадьбу и ушёл на войну. И погиб, во славу Фараону.
Многие хотели бы взять за себя Милку. Но как-то так случилось, что осталась она жить одна в шатре мужа. Ухаживала за чужими детьми. Могла при случае посоветовать, чем лечиться, могла перевязать и зашить рану, могла принять роды. Как все левиты, хорошо умела читать и писать. Знала много.