Он замолк и схватил со стола меч. Воин, жующий хлеб, отпрянул, чтобы клинок ненароком не отсек ему ухо.
— У меня его меч, — прошипел Рандр. — И мне нужна рука, которая его держала.
Льот Токесон был мне незнаком, но он точно из людей Стирбьорна, одной с ним закалки, потому что мало кто из воинов Рандра мог говорить с ним таким тоном, особенно когда Рандр держал в руке клинок — мой меч, подобранный на «Сохатом».
Льот хлопнул ладонью по скамье, раздался шлепок, как о мокрый барабан.
— Не только твои люди сражались и погибли, Рандр Стерки, — возразил он. — Трое медвежьих шкур мертвы. Трое. У моего брата было двенадцать берсерков, они сражались за него четыре сезона, и все это время без потерь, а ты потерял троих только за один день.
Рандр шумно выдохнул и тяжело осел на скамью, раздраженно схватил кувшин и стал жадно пить, эль стекал по его подбородку, и он медленно вытер бороду рукой.
— Обетное Братство... Они сражались отчаянно, — согласился он. — Поэтому греческий огонь не помог.
— В таком случае ты не должен был терять голову, мы просто закидали бы их огнем, — проворчал Льот. — Ты потерял много воинов, гораздо больше, чем Обетное Братство. Стирбьорн сделал тебе щедрый подарок, он хотел быть уверен в том, что ты выполнишь порученное задание.
Рандр облизал сухие губы, в его глазах отразились кричащие люди и пылающее море.
— Я не знал, что все так случится…
— Теперь знаешь, — с усмешкой прервал его Льот. — И если не желаешь себе такой же участи, лучше сделать дело, ради которого мы сюда пришли. Если ты провалишь задание, мой брат привяжет тебя к столбу и бросит в тебя горшок греческого огня, и я посмотрю, как ты расплавишься, как лед под лучами солнца.
Повисло долгое и зловещее молчание, прерываемое хрипами и бульканьем Онунда. Я задавался вопросом, кто такой этот Льот и кто его брат — это явно не Стирбьорн, вот и все, что я понял. Затем Рандр поднялся.
— Я разошлю разведчиков по округе. Мы найдем то, что ищем.
Напряжение достигло высшей точки, и Льот вымученно улыбнулся.
— У нас будет достаточно времени для этого, — сказал он мягче, махнув рукой в сторону связанных узников и подвешенного Онунда. — Самое главное…
— Да пошел ты, Льот Токесон, — выругался Рандр. — Когда потеряешь все, что тебе дорого, тогда и будешь рассказывать, что для тебя важнее.
Рандр выскочил наружу, захлопнув дверь, порыв ветра с дождем всколыхнул сизый дым, разъедающий глаза. Сквозь дымку я снова увидел затылок мальчика, рассеченный клинком, в брызгах крови и с осколками костей, а его мать в это время истекала кровью на умирающем быке. Все, что ему дорого…
Сидящий за столом воин скатал шарик из хлебного мякиша и мрачно взглянул на Льота.
— Рандр совсем помешался на мести, — пробурчал он. — Но прав ли он? Я про зарытое серебро.
— Говорят, побратимы Обетного Братства разграбили могилу, где лежало все серебро мира, — презрительно буркнул Льот, — но все это вранье скальдов, потому что на моих руках серебряные браслеты.
— Все равно, — произнес другой, и Льот устало покачал головой.
— Просто приглядывай за ними, Бьярки, — сплюнул он. — Только попробуй заснуть, и я тебя выпотрошу.
Я не видел, что сделал Льот, но когда он направился к выходу, Бьярки с ненавистью уставился ему в спину. Едва только дверь захлопнулась, Бьярки поднялся и шагнул к очагу с раскаленной железкой.
— Ничего хорошего из этого не выйдет, — проворчал Рыжий Ньяль, наблюдая за ним. — Постыдные дела влекут за собой расплату, так обычно говорила моя бабка.
Не обращая на него внимания, Бьярки взял железный прут из очага, поморщился, когда обжег пальцы, затем осмотрелся в поисках чего-нибудь, чем можно обмотать конец железки, и не нашел ничего лучшего, чем шкуру с моего кресла ярла.
— Настанет и твой черед говорить, — ответил Бьярки Рыжему Ньялю, по-волчьи двигаясь к Онунду. — А сейчас, — произнес он, притворно вздохнув, — позволь мне услышать, что расскажет о серебре твой язык, горбун. Никаких криков, просто назови место. Между нами, только честно.
Бьярки стоял ко мне спиной, и я, повиснув на балке, раскачался и врезал ногами ему по лопаткам, он полетел вперед, левее Онунда, лбом прямо в столб, поддерживающий балку, со звуком упавшего дерева. Падая, он взмахнул раскаленным прутом, и тот оказался между его лицом и столбом.
Но он все равно не успел закричать, оглушенный ударом, а на его лице появилась большая красная полоса, от левой брови до правой стороной челюсти, ожог пересек нос и вытекший глаз. Из раны с шипением брызнула кровь, раскаленный железный прут скользнул к груди, запахло паленым, его рубаха задымилась и вспыхнула.
Вне себя от гнева, я пинком отбросил железку с груди лежащего врага и откинул шкуру, чтобы она не сгорела.
— Это ценный мех белого волка, — сказал я, схватил со стола свой меч и вернулся к связанным Рыжему Ньялю и Хленни Бримиллю.
— Напомни мне в следующий раз, чтобы я никогда не брал эту шкуру без твоего разрешения, — произнес Хленни, резко поднявшись и растирая запястья. Затем он злобно пнул Бьярки, и голова врага дернулась.
— Бьярки — «Маленький медведь», — ухмыльнулся он. Это скорее имя для мальчика, а не для мужчины. — Жаль, что ты потерял сознание, прежде чем ощутил жар железа.
— Так, — произнес Рыжий Ньяль, с пыхтением развязывая путы Онунда. — Вместо того, чтобы злорадствовать, помоги мне, или мы все скоро почувствуем этот жар. Молитесь богам, если верите в них, но всегда держите при себе острый клинок, как говорила моя бабка.
Я отдал Рыжему Ньялю сакс и ощутил в руке привычный вес собственного меча, затем осторожно отворил дверь, ожидая по меньшей мере одного стража снаружи. Там никого не оказалось, но тут на меня надвинулось что-то большое, темнее, чем просто тень. Страх скрутил мой живот, я боролся с желанием удрать. Затем я почуял зловонное дыхание, запах пота и мокрой кожи, а эти запахи были мне хорошо знакомы.
Финн.
— Тебя не было слишком долго, и я пришел за тобой, — прохрипел он чуть слышно, во тьме блестели лишь его зубы и глаза. — Я увидел выходящих людей и подумал, что это неслучайно. Что там произошло?
Я ничего не ответил, но услышал довольное ворчание Финна, когда он увидел за моей спиной Хленни и Рыжего Ньяля, Онунд в полубессознательном состоянии висел между ними.
— Сюда, — сказал он, как будто провожал нас в сухую комнату с чистыми постелями.
Мы крались в ночи, от одной тени к другой, как совы на охоте, каждый мускул напрягся в ожидании удара сталью, каждый нерв ждал тревожного крика, который нас раскроет.
Мы остановились где-то на пастбище, длинное здание усадьбы еле виднелось во тьме, только тогда я натянул сапоги. Мы направились в северную долину, шли тихо и медленно, по-лисьи.
Все это время в моей голове будто кружили волки, я пытался понять, что же произошло между Рандром Стерки и Льотом, и когда волки наконец-то положили морды на усталые лапы, старые мертвецы заняли их место, издеваясь и насмехаясь надо мной.
Глава 4
Дождь лил не переставая, черная мгла закрывала звезды, поэтому мы двигались почти на ощупь, спотыкаясь и тяжело дыша, словно загнанные псы. Я вел остальных, больше надеясь на чутье, мы шли сквозь влажную тьму, откуда на нас злобно смотрели тролли и мелькали эльфы, почти невидимые человеческому глазу.
Впереди показалось что-то темное, чернее тьмы. Я замер. Финн, идущий следом, налетел на меня, чуть не сбив с ног, с наших носов капал дождь, мы повернулись друг к другу и зашептались.
— Что это? — прохрипел он, хотя я уже знал, что перед нами.
— Это камень. Наш камень…
Мокрый и гладкий в дождевых струях, большой камень, с одной стороны наполовину покрытый рунами, — их вырезал Клепп, а другую сторону украшал Вуокко Морской финн, это был большой камень, с человеческий рост высотой. Мы с радостью прижались к нему, вдыхая запах мокрого камня, ведь это означало, что мы у входа в нашу долину.
Рядом находилась хижина, где раньше жили трэлли-пастухи, теперь там обитал Клепп, пока не становилось совсем холодно, чтобы работать над камнем. В хижине было темно и сыро, как в пещере, ведь Клепп ушел, а вместе с ним Вуокко, Торгунна, Тордис и все остальные, они направлялись выше, к предгорьям.