Мы не будем ходить кругами, а скоро найдем Торгунну, Тордис, детей, повозки и всех остальных, я так и сказал.
— Тебе явилось знамение Одина, Убийца Медведя? — спросил Финн, усмехаясь, и вытер о штаны заляпанные кровью руки. — Или сейчас из тьмы появятся норны и покажут тебе свою пряжу?
— Взгляни на север, — ответил я.
Он обернулся и тяжело вздохнул. Слабый огонек, словно путеводная звезда, мерцал в дождливой туманной ночи.
— О чем они только думают? — проворчал Финн.
— Я подумала, — сказала Торгунна, — что дети хотят есть, а всем остальным нужно обсохнуть и согреться. Я думала о том, что трэлли разбежались в панике, но им некуда идти, и мы должны что-то сделать, чтобы они вернулись.
Она смотрела на меня, моргая.
— Я думала, — добавила она, стараясь говорить твердо, — о наших мужчинах, которых мы считали мертвыми, но все же надеялись, что вы не погибли и хотите найти дорогу домой.
Я прижал ее к себе и почувствовал, как крепко она обхватила меня руками, вместо того чтобы расплакаться, как поступила бы другая женщина. Напротив меня Ингрид обняла Ботольва, и он нежно похлопал ее рукой, что-то урча под нос, как довольный кот.
— А я ведь говорил, что Торгунна — мудрая женщина, — не моргнув глазом соврал Финн, а в это время Тордис вцепилась в его мокрую рубаху так сильно, что между пальцами выступила вода. — Разве я не говорил это всю дорогу, а, Орм?
Все были чрезвычайно рады нас видеть, они окружили нас заботой, предлагая поесть. Об Онунде тоже позаботились — его накормили и перевязали, пока я мрачно рассказывал историю о битве среди огня, лица слушателей, озаренные пламенем от костра, были суровы и мрачны как камни.
— Нес-Бьорн, — пробормотал Абьорн, старший среди шестерых воинов ярла Бранда. — Кое-кто заплатит за это.
— Гизур и Хаук, — добавил Реф, покачав головой. — Клянусь Молотом, сегодня печальный день.
Финн отошел, чтобы взглянуть на спящего сына, Ботольв направился к дочери, оставив Хленни Бримилля и Рыжего Ньяля рассказывать свои истории. Отовсюду раздавались стоны и всхлипы, я пошел к навесу из грубого сукна, где Торгунна склонилась над Онундом. Бьяльфи сидел рядом.
— Он может говорить? — спросил я, и Бьяльфи покачал головой.
— Он спит, ему сейчас необходим сон. Его сильно покалечили раскаленным железом.
Торгунна обернулась, увидела, что я нахмурился, и спросила — почему. Я ответил, что Онунд может что-нибудь рассказать, это прольет свет на недавние события.
— Я думаю, все просто, — ответила она натянуто. — Рандр Стерки пришел к нам, потому что однажды мы навестили его.
Я уставился на нее, она склонила голову и возилась с воловьей шкурой, укрывая Онунда. Она ждала на корабле, когда мы разграбили и сожгли стоянку Клеркона на Сварти. Нас подстрекал проклятый маленький Воронья Кость, сказал я, и она подняла голову, взглянув на меня черными, как овечий помет, глазами.
— Не обвиняй во всем мальчишку, — бросила она. — Я видела, что натворили твои викинги, и больше не хочу никогда видеть подобное. Это сделал не только мальчик.
Не только мальчик, в этом она права. Воины тогда словно сорвались с привязи, они вдохнули аромат крови, пролитой Вороньей Костью, а затем Один, отведав крови, сделал их безумными. Это был «страндхогг» — морской набег, может, чуть более жестокий, чем остальные, но кровь и огонь были частью нашей жизни достаточно долгое время, и я думаю, то, что мы оказались здесь и сейчас в положении жертв, имеет какой-то горький смысл.
Я не понимал, почему воины Стирбьорна оказались здесь наряду с людьми Рандра Стерки, зачем Стирбьорн отправил сюда берсерков и греческий огонь. Я задал эти вопросы вслух, наблюдая за Торгунной, она сидела прямо, сложив руки на коленях, повернув ко мне голову.
— Стирбьорн хочет того, что всегда желал, — произнесла она наконец, встала, взяла ложку и чашку, — она всегда занималась какой-нибудь простой работой, когда размышляла. Затем положила в чашку кусок говядины, сваренной в молоке, и рассеянно протянула мне, потом подала кувшин скира — сквашенного молока, разбавленного сывороткой.
— У нас достаточно припасов? — спросил я, и она пожала плечами.
— Все, что мы собрали и что можно было унести, — ответила она. — Продукты, лошади и три повозки, навесы для укрытия и дрова для костра. Козы — чтобы кормить детей молоком. То да се.
Я кивнул и начал есть, наблюдая, как она открыла единственный взятый с собой сундук, стала доставать вещи и показывать мне. Две запасные верхние рубахи, одна ярко синяя, обе в заплатах, их починяли уже не один раз. Резной гребень из бивня моржа. Точильный камень. Несколько небольших горшочков с мазями и красками для лица. Сумка из моржовой кожи, верхние края которой легко скатываются, так что сумка становится непромокаемой, изнутри пришито много маленьких карманов, в них аккуратно уложены специи и травы.
Я закивал, улыбнулся и похвалил ее, я знал, что она сильно переживает за добро, которое пришлось оставить — прекрасное постельное белье, плащи, одежду и припасы. Все это будет разграблено и сожжено. Я не стал упоминать о ее любимых пуховых подушках.
— Куда мы теперь пойдем? — внезапно спросила она, в ее голосе сквозил испуг, но она старалась держаться твердо и не показывать этого.
— Через горы, — сказал я беспечно, как только мог. — Спустимся к Арни Торлейфcсону из Витарсби. Там его земля, летние пастбища, и думаю, он предоставит нам убежище на свободной земле, на дальней стороне.
Нам в любом случае придется так поступить, и хотя тропа через горы уже освободилась от снега, но дорога будет тяжелой; пересечь горы нелегко и в летний сезон, сейчас это будет еще тяжелее — нас преследовали и мы должны торопиться.
Арни занимался выгонкой дегтя, у него было трое сыновей, двое младших должны были сами устраивать свою жизнь, старший же наследовал землю и промысел. Молодежи не нравилась грязная, тяжелая работа по вытапливанию смолы из сосновых пней — деготь использовался для промазывания досок корабельной обшивки. Арни мог бы помочь мне, если я пообещаю ему принять младших сыновей к себе, в Обетное Братство.
— Хленни Бримилль ходил к Арни в прошлом году, — вспомнила Торгунна, — когда мы купили дегтя для «Сохатого».
«Сохатый» сгорел и затонул вместе с Гизуром, Хауком и всеми остальными, теперь они покоятся на дне черноводного фьорда. Я медленно жевал мясо, не чувствуя вкуса, будто во рту был пепел. Я не ярл викингов, а задница. Без корабля, без усадьбы, без будущего — если Рандр и его берсерки нападут на наш след.
Торгунна подала мне лепешку и присела, я разломил хлеб и макал ломти в чашку, делая вид, что наслаждаюсь вкусной едой, запивая все скиром, на самом деле моя глотка была скована ужасом перед берсерками, я не чувствовал вкуса еды и просто хотел проглотить куски пищи. Они рыщут где-то во тьме, ожидая, когда разведчики принесут новости. Тогда они и набросятся на нас.
— Остановятся ли враги, когда мы перейдем через горы? — спросила она, читая мои мысли.
Я не знал. Я так не думал. Только смерть остановит Рандра Стерки, но Льот, человек Стирбьорна, хочет чего-то другого, и я пока не знаю, чего именно. Так я ей и сказал.
Торгунна накинула на плечи плащ, от ее дыхания шел пар, ночной воздух был влажным и холодным.
— Стирбьорн — племянник конунга Эрика и его наследник, — ответила она неспешно, размышляя. — Хотя и такой пустозвон и распутник, от которого только беды и страдания. Но он все еще наследник и станет конунгом, когда Эрик умрет.
— Да, возможно, — сказал я, проглатывая последний кусок. — Думаю, многим это не понравится. В любом случае, он еще слишком молод, и мне кажется, он не хочет ждать, пока освободится кресло конунга.
— У него ничего не выйдет, — многозначительно ответила Торгунна. — Если у Эрика родится сын.
Так и есть, словно из хитро уложенных маленьких цветных плиток получается картина, нужно просто отойти на шаг и увидишь ее целиком. Сигрид. Ну конечно же, Стирбьорн ищет Сигрид, носящую ребенка, и хочет убить их обоих.