Абьорн и новые побратимы выглядели довольными, оживленно разговаривая друг с другом, с Ботольвом и даже с Токи, на которого они раньше не обращали внимания, он ведь был просто тощим мальчишкой-трэллем. Они радовались, а я опечалился, потому что знал, как привлекает Одноглазого запах крови и железа и что он не спешит выполнять счастливые чаяния людей.
Часом позже нас настиг берсерк.
Я ничего не видел и не слышал, уперев плечо в задний борт последней повозки, все мое внимание привлекло левое заднее колесо, застрявшее в яме, у нас не было времени выгружать поклажу из повозки, чтобы облегчить ее, и загружать все обратно. Колонна продолжала двигаться дальше, исчезая из виду за поворотом впереди.
Итак, мы с Ботольвом изо всех сил толкали сзади, Финн и Курица уперлись в передние колеса, а маленький Токи кнутом пытался заставить изнуренных лошадей вытащить повозку. Где-то впереди за поворотом остальные медленно продвигались вперед.
— Огрей их как следует хлыстом! — проорал Финн.
— Мерзкая тропа слишком тяжела для повозки, — проворчал Ботольв, и он был прав.
Я с трудом дышал и не мог произнести ни слова.
Затем раздался высокий, пронзительный крик Токи, мы остановились, вытирая пот и тяжело дыша. Обернувшись, мы увидели четырех воинов, внезапно появившихся из-за поворота позади. Трудно сказать, кто удивился больше.
— Ятра Одина…
Финн нашарил в повозке клинок, Ботольв вытащил топор, их оружие лежало рядом, но у меня на поясе болтался лишь короткий сакс. Курица, который хвастался, что был на родине охотником, не растерялся и доказал, что он тоже воин.
Три воина были в простой льняной одежде, с копьями, топорами и при щитах, плечи четвертого, здорового как бык, покрывала огромная, мокрая от дождя медвежья шкура. Он обернулся и подал какой-то знак; один из воинов побежал обратно, но Курица, взобравшись на колесо и балансируя на нем, выстрелил из лука, бегущий воин вскрикнул и рухнул ничком.
Берсерк зарычал, подбросил щит, поймал его одной рукой за край, и закрутив, запустил в нашу сторону, как деревянную тарелку, которую женщина бросает в качестве последнего довода. Курица прикладывал к тетиве вторую стрелу и не видел броска, щит врезался ему в грудь и скинул с колеса, но при этом Курица не издал ни звука. Похоже, удар оказался достаточно сильным, трэлль лежал на земле, задыхаясь и харкая кровью.
Второй воин пустился наутек и исчез за поворотом, берсерк медленно расправил плечи и занес над головой топор. Последний воин стоял немного поодаль, облизывая сухие губы.
— Я Торбранд Храфнссон, — выкрикнул он хрипло, разведя руки в стороны. У него были длинные спутанные волосы и огромная борода, закрывающая рот. Глаза берсерка, как два зверя, хищно высматривали жертву из глубины леса.
— Я убиваю воинов. Я сын волка и медведя, — проревел он.
— Я не хочу кровопролития, — сказал воин, стоящий за его спиной.
Он сделал шаг назад, держа щит, но другая рука была пустой. Торбранд даже не обернулся, презрительно сплюнув.
— Меня знают как убийцу суровых воинов от Дюффлина до Скани, — проорал он, направив топор на нас. — Я — любимец Тора. А ты — Финн Бардиссон, известный как Лошадиная Голова, как говорят скальды, не ведаешь страха. А ты — Орм Убийца Медведя, предводитель Обетного Братства, который нашел все серебро мира. Я вас знаю.
— Тебе недолго осталось на нас смотреть, — сказал Финн, перехватывая клинок и шагая вперед. — И если ты правда о нас слышал, то должен знать, что боги не настолько благосклонны к тебе, как к нам.
— А что насчет меня? — сердито прокричал Ботольв. — Я — Ботольв, меня также называют Имиром. Я из Обетного Братства. Что скажешь обо мне?
— Ты умрешь последним, одноногий калека, — ответил Торбранд.
Мы с Финном быстро двинулись к нему, тогда как Ботольв замер на месте, словно разъяренный кабан, мы оттеснили его, а сами разошлись в стороны. Торбранд, запрокинув голову назад, взвыл так, что изо рта показалась пена.
Затем берсерк шагнул к Финну, но это был обманный маневр. Внезапно он бросился ко мне, а я держал в руке лишь сакс и от неожиданности подскользнулся на грязной осыпи, упав на задницу, что меня и спасло. Топор просвистел на уровне пояса, а я в это время оказался на земле. Лезвие топора пронеслось рядом с моим носом, топор показался мне огромным, как дом, ветер от удара всколыхнул косы и бороду.
Я рванулся прочь, увидев, как Финн пронесся мимо, низко полоснув врага клинком; Торбранд, в бешенстве роняя слюну, с красными, как угли, глазами, вдруг споткнулся и обернулся к Финну, словно испуганный лось. Финн остановился и посмотрел на него. У Торбранда, видимо, было перерезано сухожилие, нога не слушалась, он упал на колено, но тут же поднялся. Удивительно, но я не заметил крови на его ноге, берсерк не чувствовал боли, хотя и не мог нормально двигаться, а Финн легкомысленно прохаживался рядом, думая, что конец поединка уже близок. Так было бы с нормальным человеком.
Но тот был берсерком, и Финну следовало об этом помнить, позже я ему это высказал. Торбранд ринулся вперед двумя огромными прыжками на одной ноге, и Финн, вскрикнув от неожиданности, попытался парировать удар, но топор Торбранда подцепил «Годи» и вырвал его из руки Финна.
Торбранд, словно медведь, чью шкуру он носил, рыча и покачиваясь, волоча одну ногу за собой, наступал на несчастного безоружного Финна.
Я бросился вперед, и тут в меня будто врезался огромный валун, с такой силой я отлетел в сторону — это был Ботольв, который кинулся к берсерку и уже почти навалился на него, и только тогда Торбранд услышал или учуял противника, развернулся и замахнулся топором, с губ свисала густая слюна.
— Значит, я калека, да? — проревел Ботольв, перехватил топор в замахе и с неожиданной легкостью вырвал его, словно палку у ребенка. — Теперь мы это проверим.
Ботольв отшвырнул топор в сторону и сцепился с Торбрандом, будто бы в дружеской борьбе. Финн спешно искал свой клинок, я сел, меня качало, как в лодке.
Борцы напряглись изо всех сил, Ботольв неожиданно шагнул назад, размахнулся и врезал кулаком Торбранду в ухо с таким звуком, будто щелкнул хлыст, но берсерк даже ничего не почувствовал. Финн, издав радостный возглас, наконец-то нашел свой меч.
— Вот, получи, — прохрипел Ботольв и попытался взять его в захват.
Торбранд вертелся из стороны в сторону, пытаясь выскользнуть, ему даже пришлось сбросить огромную медвежью шкуру, которая оказалась в руках Ботольва. Он презрительно отшвырнул ее.
— Замри! — заорал Финн, перехватывая «Годи».
— Не лезь, — предупредил Ботольв и двинулся на Торбранда.
Тот несколько раз перекатился и вскочил так ловко, насколько позволяла покалеченная нога.
— Нет больше медвежьей шкуры, — сказал Ботольв, плюнув на ладони. — Теперь ты просто голая задница. Сейчас мы померимся силой, плечом к плечу, нога к ноге.
Торбранд рассвирепел еще сильнее, слюна летела во все стороны, как у воющего волка, выпускающего из глотки гнев, он навалился на Ботольва, а тот слегка присел и схватил безумца обеими руками, одной за пах, а другой за горло.
Великан напрягся, мускулы собрались в узлы, будто вот-вот лопнут, он приподнял пинающегося, обезумевшего Торбранда, чуть повернул его, как кусок мяса на вертеле, и швырнул на колено, упершись деревянной ногой в землю, как скала.
Раздался треск. Мне показалось, что сломалась деревянная нога Ботольва, но он оттолкнул ей Торбранда. Тот все еще истекал слюной и выл, но голова уже не двигалась — похоже, у него был сломан хребет.
— Я Ботольв, называемый Имиром, сильнейший из Обетного Братства, хоть на одной ноге, хоть на двух, — великан, задыхаясь, плюнул на Торбранда. — Сейчас ты, надеюсь, познакомился со мной получше.
Пока я с трудом поднимался на ноги, Финн подошел к лежащему Торбранду и перерезал ему глотку, заставив умолкнуть. Оставшийся воин с бледным лицом молча и напряженно держал щит, показывая своим видом, что он достаточно разумен и храбр и не бросится ни в безнадежный бой, ни в бегство.