Нидинги. Трусы, проклятые Одином во всех девяти мирах. Они жарили на вертелах моих быков, на моей собственной кухне, меня опечалила утрата имущества. У меня было пятнадцать мужчин-трэллей, большинство из них наверняка разбежались в панике, быки же стоили больше, чем двенадцать трэллей, а их содержание обходилось еще дороже.
Упряжкой быков можно вспахать гораздо больше земли, чем если запрячь в плуг всех пятнадцать трэллей, и сейчас жирное мясо моих быков пожирали, напавшие на нас жестокие воины. Я старался не думать об этом или о тех временах, когда мы сами совершали набеги, или об умирающем быке на Сварти. Отгоняя мрачные мысли, я прищурился, и сквозь дымный и зловонный полумрак попытался разглядеть, что происходит внизу.
Я увидел группу людей, при виде которых мое сердце забилось чаще. Двое из них — Рыжий Ньяль и Хленни — были живы и сидели со связанными под коленями руками. Третьим был Онунд, обнаженный и подвешенный за большие пальцы, он блестел от пота, на белой коже отчетливо выделялись темные линии, похожие на ожоги. Четвертый лежал, улыбаясь двумя улыбками, кровь пропитала покрывало. Это был несчастный Скалли, управляющий ярла Бранда, видимо, ему перерезали глотку, когда он был при смерти.
Внизу царил беспорядок после учиненного этими людьми грабежа, и у меня кольнуло в сердце при виде гагачьего пуха, лежащего на полу как снег; это были любимые подушки Торгунны, о которых она будет горевать.
Еще я увидел незнакомца, он сидел на скамье, с топором на поясе, перед ним на столе лежал меч. Воин жевал хлеб, не спеша отламывая куски, его одежда была перемазана древесной сажей, видимо, он сражался на горящем корабле. На лбу отпечаталась красная линия от обода шлема, на носу — следы ржавчины от металлической носовой планки.
Кроме него внизу находились еще двое. Один — свей, его выдавал акцент, у него была впечатляющая черная борода с седыми локонами, так что его лицо походило на барсучью морду. Волосы — такие же черные с проседью, заплетены в толстую косу, свисающую справа, ее конец увенчан серебром. Он был обнажен по пояс, вся правая рука, от запястья до плеча — черно-синяя от татуировок в виде переплетающихся узоров и фигур, среди прочего я разглядел дерево и сцепившихся животных.
Я знал его с тех давних пор, когда он еще не был таким матерым волком. Даже если бы я с ним не встречался, то татуировки подсказали бы мне — это Рандр Стерки, хорошо известный своими магическими знаками, он нанес их, как защитное заклинание, придающее ему силу и оберегающее. Если бы я все же сомневался, на его шее я увидел кожаный ремешок с ценным трофеем Рандра — серебряным носом Сигурда.
Он шагнул к очагу и сунул железный прут в огонь, затем повернулся ко второму воину. Тот сидел на лавке, положив руку на бедро, и с усмешкой на чисто выбритом лице наблюдал за Рандром. Его длинные усы змеились вниз, рыжие волосы стянуты ремешком и заплетены в одну косу. Рыжий был облачен в голубую рубаху и зеленые штаны, на руках — серебряные браслеты, он явно следил за внешностью. Одной рукой воин держался за богато инкрустированную рукоять меча. Все это дало мне понять, что это кормчий второго корабля. Я ни разу не встречал этого человека, он говорил с интонациями дана.
— Это не поможет, — сказал он Рандру Стерки. — Мы теряем здесь время.
— Я трачу свое время, как хочу, — ответил Рандр Стерки, мрачный как туча, заталкивая железный прут еще глубже в раскаленные угли очага.
— Нет, — нетерпеливо сказал другой. — Твое время принадлежит Стирбьорну, который и отправил нас сюда.
— Твои воины невредимы, а корабль не выгорел до ватерлинии, Льот Токесон, — проревел Рандр Стерки, кружа вокруг воина. — Это я сражался с Обетным Братством, а не ты... И где-то здесь закрыто серебро Орма Убийцы Медведя, где-то прячутся его женщины и он сам…
Он замолк и схватил со стола меч. Воин, жующий хлеб, отпрянул, чтобы клинок ненароком не отсек ему ухо.
— У меня его меч, — прошипел Рандр. — И мне нужна рука, которая его держала.
Льот Токесон был мне незнаком, но он точно из людей Стирбьорна, одной с ним закалки, потому что мало кто из воинов Рандра мог говорить с ним таким тоном, особенно когда Рандр держал в руке клинок — мой меч, подобранный на «Сохатом».
Льот хлопнул ладонью по скамье, раздался шлепок, как о мокрый барабан.
— Не только твои люди сражались и погибли, Рандр Стерки, — возразил он. — Трое медвежьих шкур мертвы. Трое. У моего брата было двенадцать берсерков, они сражались за него четыре сезона, и все это время без потерь, а ты потерял троих только за один день.