На следующее утро — видимо, в результате некоторого легкого похмелья после вчерашних возлияний и заполночных бесед — я был в очередной раз охвачен одержимой мечтой отправиться домой в отпуск и мысленно перебирал вполне достаточные для того основания. Я мог бы, например, перечислить целый ряд людей, которые уже побывали в отпуске, хотя имели для этого гораздо меньше заслуг, чем я. Мой очередной отпуск должен был начаться еще в середине декабря, сейчас же было уже начало февраля, а о моем законном праве побывать на родине никто и не заикался. Я осмотрел рану на своей ноге. Она все еще нагнаивалась. На мне начинало сказываться нечеловеческое напряжение зимних боев. Я устроил себе детальный самоосмотр и обнаружил выраженную аритмию сердцебиения и явственно различимый шум экстрасистолы в сердце. Вот оно! Такой тревожный предупредительный сигнал проигнорировать уже было нельзя. Аритмия и шум экстрасистолы — благодаря им я мог бы оказаться дома!
Когда я добрался после полудня до нашей базовой тыловой деревни для проверки выполнения моих распоряжений, все было выполнено в точном соответствии с ними. Четверо опасных инфекционных больных (все четыре случая — сыпной тиф) находились в изоляторе. Я разъяснил Нине и фельдфебелю медицинской службы, что теперь мы можем сделать для них уже не слишком многое. Но по крайней мере их можно было вымыть и избавить от вшей — так же, кстати, как и те места, где они лежали до этого. Я предложил проследить за тем, чтобы все гражданские жители вывешивали свою одежду на мороз, когда будет особенно холодно, а также порекомендовал применять порошок «Russia». Но, добавил я при этом Нине, по-настоящему эффективного средства против этого заболевания пока все же не существует. Мы можем лишь способствовать усилению циркуляции крови, давать таблетки «Пирамидона» для ослабления жара и болей в конечностях и применять успокаивающие средства для смягчения нервного возбуждения. Я передал ей привезенные мной медикаменты, и мы отправились взглянуть на рахитичных детишек и беременных женщин. С помощью самой же Нины в качестве переводчицы я объявил гражданским жителям, что, помимо того, что она должна лечить их, они тоже обязаны неукоснительно выполнять все ее распоряжения, а фельдфебелю приказал оказывать ей всяческое необходимое содействие.
За все это время я едва взглянул несколько раз на саму девушку, за исключением, конечно, тех моментов, когда обращался к ней лично, разъясняя смысл тех или иных своих распоряжений. Дело тут в том, что я, к своей полной неожиданности, ясно осознал вдруг, что находиться рядом с ней, просто видеть ее доставляет мне огромное удовольствие. Я заметил также, что в тот день она повязала себе вокруг головы нарядный красный шарф, подчеркивавший миловидность ее лица столь же удачно, сколь и ее длинные волосы пшеничного цвета накануне.
— Теперь все в ваших руках, так что решайте сами, что вам лучше всего предпринять в том или ином отдельном случае, — сказал я ей. — Со своей стороны я обещаю вам полную поддержку. Но мы можем помочь всем этим людям только в том случае, если и они сами будут проявлять должную сознательность и дисциплинированность, а спрашивать за это я буду с вас.
— Я поняла вас, герр доктор, и сделаю все, как вы сказали, — ответила она своим спокойным и слегка хрипловатым голосом.
Смотрела она на меня так же спокойно, как и говорила, но уже без дерзкого вызова, как накануне, в нашу первую встречу. Выглядела она сегодня как-то даже светло и безмятежно, и я не мог не заметить, что ее голос с неподражаемой мягкой хрипотцой и прелестным иностранным акцентом оказывает на меня какое-то просто-таки на удивление успокаивающее действие. Мне нравилась та серьезность, с которой она подбирала правильные немецкие слова, ее несуетливая и очень уверенная манера двигаться по всем этим забитым больными людьми комнатам, ее фигура, ее дивная природная грация. Я неожиданно почувствовал, что хочу узнать побольше о ее прежней жизни, узнать о том, какие мысли, какие воспоминания и какие надежды на будущее скрываются за ее взглядом, обладавшим столь неодолимо притягательной силой.