Я снова получил огромную пачку писем от Марты. Как я и опасался, мое послание с предупреждением о переносе празднования нашей помолвки дошло до нее с большим опозданием. Большинство гостей собралось в назначенный срок, на самого fiancé (жениха, фр.) так и не дождались. В посылке Марты, кроме угощений, оказалась еще и миниатюрная рождественская елочка — точно такая же, как и присланная ею мне на прошлое Рождество в Нормандию. Ноак получил в подарок от своей семьи почти такую же милую крохотную елочку. Мерцающий свет печного огня, потрескивание разноцветных рождественских свечек, глубокие сугробы снаружи — при подобном антураже было совсем не трудно перенестись мысленно на несколько недель назад и представить, что сейчас Рождество. В конце концов, мы почти никогда не знали точно, какое сегодня число, так что любая из календарных дат была для нас так же хороша, как и 25 декабря. Я решил немного смошенничать с письмами от Марты, и вместо того, чтобы читать их в строго хронологическом порядке, сразу же распечатал самое последнее из них — судя по дате на почтовом штемпеле. Почти не выходя за рамки обычных сроков, оно дошло до нас всего за три недели.
— Марта будет петь в «Ромео и Джульетте», — с гордостью сообщил я Ноаку.
— Вы ведь, кажется, говорили, что все вражеские пьесы и оперы стали теперь запрещены.
— Да, но опера «Ромео и Джульетта» написана Сутермайстером, а он — швейцарский композитор.
— Но Шекспир-то — англичанин.
— Ах, Ноак, даже сами англичане никак не могут решить окончательно, кто же в действительности писал его пьесы. Я, например, ничуть не удивлюсь, если Геббельс обнаружит вдруг, что Шекспир был немцем. Подождите-ка минутку! Послушайте, что она пишет! «3 марта в 8 часов вечера д-р Эрнст Фабри и я будем исполнять на франкфуртской радиостанции дуэт из сцены на балконе. Выступление будет транслироваться в прямой эфир. Возможно, ты сможешь услышать его…»
— Какое сегодня число? — крикнул я Ноаку. — Быстрее!
— Даже не имею представления. Возможно, 3 марта — это как раз сегодня.
— Генрих, ты знаешь, какое сегодня число?!
— Я вообще думаю, что сейчас примерно конец февраля, герр ассистензарцт.
Я схватил трубку полевого телефона и, дозвонившись до штаба полка, узнал у ординарца фон Калкройта, что в действительности было 2 марта. Я вздохнул с чувством непередаваемо огромного облегчения. Слава богу! Бросившись к радиоприемнику, я принялся вращать ручки настройки, чтобы поймать Франкфурт. Вот наконец я нащупал сигнал, но прием оказался очень слабым и некачественным.
— Генрих, — позвал я. — Где мы можем раздобыть проволоку для нормальной выносной антенны? Такой прием — позор для батальона! Пошли к связистам. Если прямо сейчас начнется крушение всего Вермахта — я все равно первым делом должен найти проволоку!
Я поспешно натянул на себя обе своих шинели, валенки, Kopfschutzer, и мы с Генрихом вышли на улицу.
Меньше чем через час мы располагали примерно полусотней метров колючей проволоки, которую перебросили через конюшню и закрепили на крыше соседнего дома. Радиостанция Франкфурта зазвучала чисто, как колокольчик. Заснул я в тот вечер совершенно счастливым человеком.
Проснувшись ранним утром, я сразу же отправился по тыловым деревням со своей инспекцией. Кроме того, что я хотел узнать, как обстоят дела с гражданскими больными, я намеревался еще осмотреть и сделать прививки от сыпного тифа всем работавшим на нас русским. Обычно я отправлялся в такую поездку из Малахово в полдень, сейчас же я хотел вернуться обратно как можно раньше, с запасом по времени. От Гридино или от Крупцово не доносилось никаких звуков, свидетельствовавших бы о том, что там наблюдается какая-то боевая активность; возможно, в мой Большой День будет спокойно и на всем нашем участке фронта. Даже Веста — и та шла рысью гораздо резвее, чем обычно.
Нины дома не оказалось, и входная дверь была заперта. Старуха из соседнего дома объяснила мне знаками, что моя помощница ушла в соседнюю деревню для осмотра и амбулаторной помощи тамошним больным. Я отправился к уже известному нам фельдфебелю медицинской службы, который подтвердил мне, что по моему распоряжению все русские, находившиеся на германской службе, соберутся к двум часам дня.
— Хорошо. Я бы хотел, чтобы вы тоже присутствовали.
Мы вышли на улицу вместе и почти сразу столкнулись с шедшей нам навстречу Ниной. Она вскинула брови от удивления, так как не ожидала увидеть меня в столь необычно ранний для меня час.