- Фрэнк, возможно, ты прав, но я ничего не могу поделать.
- Оскар, не забывай, что все британские предрассудки будут против тебя, - настаивал я. - Дураки скажут, что отец просто пытается защитить юного сына. Если он совершил ошибку, то лишь от избытка отцовской любви; чтобы получить какой-то шанс его победить в Англии, тебе придется доказать, что ты - религиозный фанатик.
- Фрэнк, ты ужасен. Ты ведь знаешь, это Бози Дуглас хочет, чтобы я воевал, а мои адвокаты говорят, что я непременно выиграю процесс.
- Адвокаты живут за счет тяжб. Естественно, они хотят заполучить дело, которое принесет им сотни, если не тысячи фунтов в карман. Кроме того, они любят драку как таковую. Они получат удовольствие и почет, а тебе придется отвечать. Бога ради, не ввязывайся в это, это - безумие.
- Но Фрэнк, - слабо возразил Оскар, - как же я могу стерпеть такое оскорбление. Я должен что-то сделать.
- Это другая история, - ответил я. - Давай вместе рассудим, что делать. Но начнем с того, что суд вынесем за скобки. Не забывай, что тебя ждет смертельная битва. Давай подумаем, как встретить этот вызов, но по правилам Куинсберри мы драться не будем, поскольку Куинсберри оказался агрессором. Не забывай, если ты проиграешь и Куинсберри выйдет сухим из воды, все решат, что ты виновен в пороке, который нельзя называть. Суд выбрось из головы. Что бы ты ни делал, ты не должен подавать иск уголовной клеветы против Куинсберри. Ты точно проиграешь, у тебя нет ни малейшего шанса, а англичане презирают побежденных —"vae victis!". Не надо совершать самоубийство.
Пришло время прощаться, но мы так ни о чем и не договорились.
Этот разговор между нами произошел, кажется, в пятницу или субботу. Всё воскресенье я пытался выяснить, что известно про Оскара Уайльда, и что можно было бы вменить ему в вину. Кроме того, мне хотелось узнать, как к нему относятся в обычном доме английского среднего класса.
Мое расследование имело ужасающие результаты. Все считали, что Оскар Уайльд был виновен во всех самых ужасных прегрешениях, которые только вменяли ему в вину: те самые люди, которые принимали его у себя, обвиняли его безо всякой жалости, и по мере приближения к истоку родника информации обвинения обретали всё большую определенность: к моему ужасу, в прокуратуре мне сообщили, что вина Оскара известна и классифицирована.
Все «люди, стоящие внимания» согласились, что он должен проиграть дело против маркиза Куинсберри, «ни один суд присяжных в Англии не вынесет вердикт в пользу Оскара Уайльда против кого-либо» - таково было мнение эксперта.
- Но это несправедливо! - закричал я.
Мне в ответ лишь равнодушно пожали плечами.
После своих изысканий я вернулся домой поздно вечером в воскресенье, через несколько недель зашел Оскар, как мы и договаривались. Я сказал ему, что более, чем когда-либо, уверен, что ему не следует ввязываться в этот процесс: он наверняка проиграет. Сказал ему без обиняков, что у него нет ни малейшего шанса.
- Есть письма, - сказал я, - и они - намного хуже, чем твои изданные произведения, их предъявят в качестве доказательств против тебя.
- О каких письмах ты говоришь, Фрэнк? - спросил Оскар. - О письмах Вуда к лорду Альфреду Дугласу, о которых я тебе говорил? Я могу объяснить их все.
- Ты заплатил шантажисту Вуду за письма, которые писал Дугласу, - ответил я, - и ты не сможешь удовлетворительным образом объяснить этот факт присяжным. Мне сказали, что могут вызвать свидетелей, которые будут свидетельствовать против тебя. Послушай меня, Оскар, у тебя нет ни единого шанса.
- Бога ради, Фрэнк, о чем ты, - закричал Оскар.
- Могу объяснить в двух словах, - ответил я. - Ты проиграешь этот процесс. Я обещал объяснить в двух словах.
Я попытался воззвать к его тщеславию.
- Тебе следует помнить, - сказал я, - что ты - некий образец для будущих поколений. Если ты проиграешь, всем писателям Англии будет потом сложнее, хотя, видит Бог, им и сейчас не сладко: ты переведешь стрелки часов на пятьдесят лет назад.
Мне казалось, что я почти его убедил. Он спросил:
- Но какова альтернатива, Фрэнк, самое мудрое, что можно сделать, по-твоему? Скажи мне.