- Тебе следует уехать за границу, - ответил я. - Уезжай за границу с женой, пусть маркиз Куинсберри со своим сыном устраивают свои жалкие склоки, они для этого только и пригодны.
- Фрэнк, - воскликнул Оскар. - Как же я могу так поступить?
- Проснись завтра утром с этой мыслью, - сказал я. - Сейчас я уйду, поговорим через пару дней.
- Но мне нужно знать, - сказал Оскар с грустью, - завтра утром, Фрэнк.
- Бернард Шоу пригласил меня завтра на обед, - ответил я, - в «Кафе-Рояль».
Оскар нетерпеливо покачал головой.
- Он всегда приходит рано, - сказал я, - так что если ты придешь после трех, мы сможем поговорить и всё обсудить.
- Можно привести с собой Бози? - спросил он.
- Лучше не надо, - ответил я. - Но поступай, как знаешь. То, что я собираюсь сказать, я могу сказать в присутствии любого, - на этом мы попрощались.
На следующий день за обедом мы с Шоу увлеклись беседой, сидели за столом, и тут вошел Оскар. Я их познакомил, но оказалось, что они уже встречались ранее. Шоу встал и хотел сразу же уйти, но Оскар с присущей ему вежливостью заверил его, что ему будет приятно, если Шоу останется.
- Значит, Оскар, - сказал я, - вероятно, ты не будешь против, если Шоу услышит то, что я собираюсь тебе посоветовать?
- Нет, Фрэнк, вовсе не буду, - вздохнул Оскар угнетенно.
Не могу сказать точно, и в моих заметках не указано, когда пришел Бози Дуглас - с Оскаром или немного позже, но он слышал большую часть нашего разговора. Дело я изложил в простой форме.
- Во-первых, - сказал я, - примем за аксиому тот факт, что ты проиграешь процесс против маркиза Куинсберри. Ты должен от этого отказаться, сразу бросить это дело, но ты не можешь отказаться от процесса, и при этом остаться в Англии. Вероятно, Куинсберри будет нападать на тебя снова и снова. Я хорошо его знаю, он - полудикарь, и жалость он считает слабостью, о других он совсем не думает.
Тебе следует уехать за границу, и, в качестве козырного туза, нужно взять с собой жену. А в качестве извинения я напишу под твою диктовку письмо, которое только ты можешь написать в "The Times". Ты должен рассказать, как тебя оскорбил маркиз Куинсберри, и, естественно, ты обратился в суд за возмещением морального ушерба, но вскоре понял, что это было ошибкой. Ни один суд присяжных не вынесет вердикт против отца, сколь сильно он ни ошибался бы. Следовательно, в такой ситуации тебе остается одно - уехать за границу, покинуть ринг, оставить канаты и перчатки, губки и ведра маркизу Куинсберри. Скажи, что ты - творец прекрасного, а не боец. А маркиз Куинсберри получает удовольствие только от драки. Ты отказываешься драться с отцом при таких обстоятельствах.
Оскар, кажется, был склонен последовать моему совету. Я воззвал к Шоу, он сказал, что, по его мнению, я прав: дело, очень вероятно, повернется против Оскара, суд присяжных вряд ли вынесет вердикт против отца, который пытается защитить сына. Оскар, кажется, был тронут. Кажется, именно тогда пришел Бози Дуглас. По просьбе Оскара я повторил свой совет, и, к моему удивлению, Дуглас сразу же вскочил, его бледное личико было перекошено от злости, он закричал:
- Судя по вашим советам, вы - вовсе не друзья Оскару!
- Что вы этим хотите сказать? - удивленно спросил я, но Дуглас развернулся и вышел из комнаты. К моему изумлению, Оскар тоже встал.
- Как-то не по-дружески с твоей стороны, Фрэнк, - сказал он слабым голосом. - Совсем не по-дружески.
Я уставился на Оскара: он, словно попугай, повторял дурацкие слова Дугласа.
- Не пори чушь, - сказал я, но он повторил:
- Нет, Фрэнк, совсем не по-дружески, - вышел из комнаты и исчез.
Словно вспышка в мозгу озарила часть правды. Это не Оскар вел Дугласа неверной дорогой, а лорд Альфред Дуглас вел Оскара туда, куда ему заблогорассудится.
Я обернулся к Шоу:
- Не сказал ли я в пылу спора что-нибудь, что могло бы обидеть Оскара или Дугласа?
- Ничего, - ответил Шоу, - ни слова: вам не в чем себя упрекнуть. (Мне очень приятно, что Бернард Шоу вспоследствии опубликовал воспоминания об этом разговоре: в 1911-м году Шоу напечатал их, но не опубликовал, а в 1914-м опубликовал воспоминания об этом совещании. Читатели имеют возможность убедиться, насколько заслуживает доверия мой рассказ об этом событии. Во вступлении к своей небольшой пьесе «Смуглая леди сонетов» Шоу пишет:
"Но он (Харрис) ценит юмор и знает в нем толк. Он был одним из немногих литераторов, которые действительно ценили Оскара Уайльда, хоть и не бросился его поддерживать, пока мир не покинул Оскара в его бедствии. Я присутствовал на любопытной встрече, где Харрис накануне процесса Куисберри предсказал Уайльду с невероятной точностью всё, что потом с ним произошло, и умолял его уехать из страны. Впервые на моей памяти такое пророчество сбылось. Уайльд, конечно, не питал никаких иллюзий по поводу судебного процесса, в который его пытались втянуть и в котором у него не было никакой личной занитересованности, но он недооценил степень мстительности социума, он настолько расслабился, что воображал, что его позиции укрепит заявление редактора «The Saturday Review» (им тогда был мистер Харрис) о том, что он считает «Дориана Грея» высокоморальным произведением, которым этот роман, безусловно, и является. Когда Харрис предсказал Уайльду, что его ждет на самом деле, Оскар обвинил его в трусости, сказал, что друг бросает его в беде, и вышел из комнаты в гневе. Идиосинкразическая способность Харриса жалеть людей не дела ему почувствовать или выказать малейшее возмущение, и дальнейшее развитие событий показало, что Уайльд был просто безумен, позволив втянуть себя в этот судебный процесс, а Харрис оценил ситуацию с поразительной точностью)».