- Именно поэтому вы его и не целовали?
- О, мистер Карсон, вы - просто наглец.
- Вы это сказали в подтверждение своих слов о том, что никогда его не целовали?
- Нет, этот вопрос - просто ребячество.
Но от Карсона нельзя было отделаться так просто. Словно терьер, он нападал снова и снова:
- Сэр, почему вы упомянули невероятную уродливость юноши?
- Именно поэтому. Если бы у меня спросили, почему я не целовал дверной коврик, я бы ответил, что не люблю целовать дверные коврики...
- Почему вы упомянули его уродливость?
- Смешно даже вообразить, что что-либо подобное могло бы произойти при каких-либо обстоятельствах.
- Так почему же вы упомянули его уродливость, я вас спрашиваю.
- Потому что вы оскорбили меня унизительным вопросом.
- Именно по этой причине вы сказали, что юноша был уродлив?
(Свидетель несколько раз пытался пробормотать ответ, но всякий раз умолкал. Его попыткам собраться с мыслями вовсе не способствовало острое стакатто повторений мистера Карсона: «Почему? Почему? Почему вы это сделали?). Наконец свидетель сказал:
- Вы меня жалите и оскорбляете, иногда люди говорят, просто не подумав.
Потом сэр Эдвард Кларк начал повторное дознание, во время которого стало понятно, что лорд Альфред Дуглас ненавидел отца. Были зачитаны письма, в одном из писем Куинсберри утверждал, что Оскар явно смалодушничал, когда он к нему пришел. Чувствовалось, что это, вероятно, было правдой: в этом вопросе Куисберри можно было поверить.
Во время повторного дознания сэр Эдвард Кларк крепко уцепился за двух парней - Шелли и Конвэя, которых как бы невзначай обошел молчанием мистер Карсон. Оскар ответил на его вопрос, что Шелли - юноша, работающий в издательстве «Мэтьюз и Лэйн». Шелли обладает великолепным литературным вкусом и очень любит культуру. Шелли прочел все книги Уайльда и любит их. Шелли обедал у них с женой на Тайт-Стрит. Шелли во всех смыслах - джентльмен. Он никогда не ходил с Чарли Паркером в отель «Савой».
Тут один из присяжных спросил, был ли известен свидетелю характер статьи «Священник и ученик» в"The Chameleon".
- Мне ничего об этом не было известно, это стало для меня огромным шоком.
Этот ответ странным образом контрастировал с беззаботной легкостью его ответа на тот же вопрос накануне.
Повторное дознание не улучшило положение Оскара. Всё осталось так, как было, и, во всяком случае, у всех остались подозрения.
Сэр Эдвард Кларк объявил, что это - все доказательства обвинения, после чего мистер Карсон встал, чтобы провозгласить вступительную речь от имени защиты. Я дрожал от дурных предчувствий.
Карсон начал с заявления, что на лорде Куинсберри лежала огромная ответственность, и он ее принял в полной мере. Лорд Куинсберри имел полное право делать всё возможное для того, чтобы максимально ограничить знакомство, которое могло бы стать катастрофическим для его сына. Мистер Карсон хотел бы привлечь внимание присяжных к тому факту, что все эти мужчины, с которыми общался мистер Уайльд, были уволенными слугами и конюхами, и все - примерно одного возраста. Кроме того, он попросил присяжных обратить внимание на тот факт, что Тэйлора, который был главным пунктом этого дела, еще не вызвали для дачи показаний. Почему? Карсон указал присяжным на тот факт, что идея, выраженная в рассказе «Священник и ученик», содержалась в письмах Оскара Уайльда к лорду Альфреду Дугласу, и та же самая идея выражена в стихотворении лорда Альфреда Дугласа «Две любви» (Это раннее стихотворение лорда Альфреда Дугласа приведено в Приложении в конце данной книги вместе с другим стихотворением того же автора, которое также упоминалось во время судебного процесса), которое было опубликовано в "The Chameleon". Карсон продолжил, что в рассказе «Священник и ученик» мальчика обнаружили в постели священника (мистер Карсон здесь ошибся - в рассказе не было такого эпизода, эта ошибка показывает степень его предубежденности), и священник выдвигал в свою защиту те же самые аргументы, что и мистер Уайльд: что мир не понимает красоту этой любви. Ту же идею можно отыскать и в «Дориане Грее» - Карсон прочел два-три пассажа из книги в доказательство этого утверждения. Мистер Уайльд назвал свое письмо лорду Альфреду Дугласу сонетом в прозе. Он еще раз прочтет его суду. Карсон прочел оба письма.
- Мистер Уайльд утверждает, что они прекрасны, - продолжил Карсон, - а я называю их гнусным образцом отвратительной аморальности.
После этого судья снова сложил свои бумаги, тихо пробубнил, что суд снова соберется завтра, и вышел из зала.