После этого в галерее зала суда раздались громкие аплодисменты, и просвещенный судья сразу же сказал:
- Я попрошу очистить зал суда при малейшем проявлении эмоций. В зале суда следует сохранять полную тишину.
Мистер Чарльз с величайшей суровостью пресек радость, вызванную ответом Оскара Уайльда, а вот судья Коллинз не попытался ограничить проявления радости, которые наполнили зал суда и передались разрозненной толпе на улице после того, как лорд Куинсберри выиграл процесс.
Но, несмотря на несправедливую критику в прессе, несмотря на нечестное проведение процесса, несмотря на явное предубеждение и мещанское невежество судьи, присяжные не пришли к единому мнению.
Затем произошел наиболее драматичный ицнидент за всё время процесса. Сэр Эдвард Кларк еще раз подал ходатайство об освобождении под залог от имени Оскара Уайльда. «После всего, что произошло, - сказал сэр Эдвард Кларк, - мне кажется, у Короны не будет никаких возражений против этого ходатайства». Корона оставила решение этого вопроса на усмотрение судьи, несомненно, ничем не рискуя, поскольку судья сразу же ходатайство отклонил. Сэр Эдвард Клрк заявил, что во время повторного судебного разбирательства ходатайство нельзя отклонять сразу. Затем он продолжил:
- Ноша участников этого процесса очень тяжела, и мне кажется, что у Министерства финансов должна быть возможность обдумать в промежутке между этим и следующим судебными заседаниями то, как будет представлено это дело, если будет представлено вообще.
Мистер Джилл незамедлительно ответил на вызов.
- Дело, конечно же, будет рассматриваться снова, - заявил он, - сразу же или на следующем судебном заседании - как будет удобнее. Вероятно, наиболее желательным вариантом будет перенос рассмотрения дела на следующее заседание. Это - обычная практика.
Мистер Чарльз:
- Если это - обычная практика, быть по сему.
Следующее заседание Центрального уголовного суда открылась 20-го числа того же месяца.
Не передышка в три недели, хотя этого могло бы быть достаточно: никто не знал, отклонит ли судья в камере ходатайство об освобождении под залог. К счастью, закон не оставил ему выбора.
. . . . .
Ходатайство об освобождении было подано должным образом судье в камере, и, несмотря на дурной пример мирового судьи и судьи Чарльза, ходатайство удовлетворили, Уайльда выпустили: его собственное обязательство составляло 2500 фунтов стерлингов, двое других поручителей внесли 1250 фунтов каждый. Люди сочли возможным взять на себя обременительное обязательство - это очень много говорит о шарме и обаянии Оскара. Их имена заслуживают того, чтобы здесь их упомянуть: лорд Дуглас из Хоуика и священник - преподобный Стюарт Хедлэм. Я предлагал внести залог, но в то время я не был домовладельцем, и, следовательно, моя кандидатура была неприемлема. Думаю, воспротивилось Министерство финансов - я склонен думать, что это свидетельствует о некоей нестабильности их сознания.
Как только был внесен залог, я сразу же начал думать о приготовлениях к побегу Оскара. Было давно пора спасти его от волков. На следующий день после его освобождения лондонская утренняя газета не постыдилась опубликовать то, что они объявили точным анализом голосования присяжных по графствам. По данным этого издания, десятеро присяжных в деле Уайльда в целом были за осуждение, двое - против.
Это сообщение широко разошлось, поскольку там добавлялось, что по делу Тэйлора голосование было более благоприятным. Это было столь неожиданно и бессмысленно, что даже как-то правдоподобно: "Credo quia incredible" - «Верую, ибо абсурдно».
Я слишком хорошо знал английское правосудие, судий и прессу, чтобы понимать: у Оскара Уайльда шансов на справедливый судебный процесс не больше, чем у ирландского фения. Все уже всё решили, и не будут слушать никакие доводы: он фактически наверняка будет осужден, а если его осудят, фактически наверняка наказание будет дичайше жестоким. Судья, наверное, решит, что проявляет беспристрастность, наказывая Оскара за его очарование и высокий интеллект. Впервые в жизни я в полной мере понял признание Монтеня о том, что, если бы его обвинили в краже башен собора Нотр-Дам, он лучше бы сбежал из страны, чем рискнул предстать перед судом, а ведь Монтень был юристом. Я сразу же принялся за работу, чтобы побыстрее всё приготовить к побегу.