- Фрэнк, я хочу, чтобы ты мне кое-что сказал. Скажи честно, считаешь ли ты, что я ошибаюсь. К сожалению, сам я этого не понимаю...Ты ведь помнишь, на днях я говорил о Бози - он теперь разбогател и швыряет деньги на скачки горстями.
Я просил его дать мне 1500-2000 фунтов, купить мне ренту, или сделать что-то, что приносило бы мне 150 фунтов в год. Ты сказал, что просить его об этом не будешь, так что я сам попросил. Я сказал, что поступить так - это его долг, а он набросился на меня, жестоко облил помоями. Называл меня ужасными словами, говорил ужасные вещи, Фрэнк. Я не думал, что можно страдать сильнее, чем я страдал в тюрьме, но он бросил меня истекать кровью..., - ясные глаза Оскара наполнились слезами. Я молчал, и Оскар воскликнул:
- Фрэнк, ответь мне во имя нашей дружбы - это я во всем виноват? Кто неправ - Бози или я?
Оскар был жалок в своей слабости. Или это его любовь была по-прежнему столь велика, что он предпочитал винить во всем себя, а не своего друга?
- Конечно же, мне кажется, что не прав Бози, - ответил я. - Абсолютно не прав, - не удержался я, потом добавил:
Ты ведь знаешь - нрав у него безумный: если он даже себя восхваляет, как давеча передо мной, он для этого вгоняет себя в ярость, и ты, наверное, невольно вызвал его раздражение своим вопросом. Если бы ты воззвал к его великодушию и тщеславию, ты получил бы то, что тебе нужно, с большей легкостью, чем сейчас, когда ты взываешь к его чувству справедливости. Он мало что знает о нормах этики.
- О Фрэнк, - сказал Оскар серьезно, - я пытался донести это до него, как мог, очень спокойно и мягко. Я говорил о нашей прежней любви, о хороших и плохих временах, которые мы пережили вместе. Ты ведь знаешь - я никогда не смог бы быть с ним груб, никогда.
- Никогда не было в мире такого предательства, - злился Оскар в экзальтации. - Помнишь, ты мне как-то сказал, что единственный изъян, который ты смог найти в идеальной символике Евангелия - то, что Ииуса предал чужеземец - Иуда Искариот, а ведь его должен был предать Иоанн, любимый ученик, потому что предать нас может лишь тот, кого мы любим? Фрэнк, как верно, как трагически верно! Именно те, кого мы любим, предают нас поцелуем.
Какое-то время Оскар молчал, потом продолжил устало.
- Хотелось бы, чтобы ты поговорил с ним, Фрэнк, и объяснил, как несправедливо и зло он со мной поступил.
- Оскар, вряд ли я смогу это сделать, - сказал я. - Я не знаю ваши отношения, не знаю, какие мириады связей вас объединяют. Я принесу лишь вред, никакой пользы.
- Фрэнк, - закричал Оскар. - Ты ведь знаешь, что он виновен во всем, в моем падении и крахе. Это он втянул меня в драку со своим отцом. Я умолял этого не делать, но он меня подстегивал, говорил, что его отец не сможет ничего сделать, говорил с презрением, что его отец не сможет ничего доказать, говорил, что его отец - самое мерзкое и отвратительное существо на свете, и я просто обязан его остановить, а если я этого не сделаю, все будут надо мною смеяться, и он больше не сможет общаться с трусом. Вся его семья, брат и мать тоже умоляли меня атаковать Куинсберри, все обещали мне свою поддержку, а потом...
Ты ведь помнишь, Фрэнк, как Бози говорил с тобой в «Кафе-Рояль» перед началом процесса, когда ты предупреждал меня, умолял отказаться от безумного процесса, уехать за границу. Помнишь, как он тогда разозлился. Сказал, что ты мне не друг. Ты ведь знаешь, он вверг меня в крах, чтобы отомстить отцу, а потом бросил страдать.
И это еще - не самое худшее, Фрэнк. Я вышел из тюрьмы, исполненный решимости больше с ним не видеться. Я обещал своей несчастной жене, что больше никогда с ним не увижусь. Я его простил, но не хотел больше видеть. Я вынес слишком много страданий из-за него. Тогда он начал забрасывать меня письмами о своей любви, кричал о ней ежечасно, умолял меня приехать, говорил, что ему для счастья нужен только я, лишь один я в целом мире. Как я мог ему не поверить, как мог оставаться вдали от него? В конце концов я сдался и поехал к нему, а как только начались трудности, он набросился на меня в Неаполе, словно дикое животное, обвинял меня и оскорблял.
Мне пришлось сбежать в Париж, я потерял из-за него всё - жену и самоуважение, всё. Но я всегда думал, что он, по крайней мере, великодушен, как должно человеку с такой фамилией. Я понятия не имел, что он может быть язвительным и подлым, но теперь он стал сравнительно богат, он предпочитает транжирить деньги на жокеев, тренеров и лошадей, в которых совсем не разбирается, вместо того, чтобы вытащить меня из беды. Ведь это не слишком - попросить у него десятину, если я отдал ему всё? Почему бы тебе его не попросить?