Меня терзало чувство вины: его настойчивость, его судорожный страх говорил о том, как он страдает. Он был вне себя от ужаса. Я должен был навестить его раньше. Я сменил тему разговора.
- Оскар, тебе нужны письменные принадлежности и книги. Заставь себя писать. Выглядишь ты сейчас лучше, чем раньше, глаза горят, кожа на лице чище.
В его взгляде вновь вспыхнула прежняя улыбка, проблеск бессмертного юмора.
- Фрэнк, я отдыхаю на курорте, - Оскар слабо улыбнулся.
- Ты должен вести заметки об этой жизни настолько подробно, насколько сможешь, о том, как это всё влияет на тебя. Да, тебя победили. Напиши у них на лбу медным купоросом, что они - бесчеловечные твари, как сделал когда-то Данте.
- Нет, не могу. Не буду. Я хочу просто жить и всё забыть. Не могу, не решаюсь, у меня нет силы Данте или его горечи обиды, я - древний грек, родившийся несвоевременно, - наконец-то Оскар произнес истину.
- Я снова тебя проведаю, - сказал я. - Могу ли я еще что-нибудь для тебя сделать? Я слышал, жена к тебе приходила. Надеюсь, ты с нею помирился?
- Фрэнк, она пыталась быть доброй ко мне, - мрачно сказал Оскар, - думаю, она была добра. Она, должно быть, страдала, мне так жаль..., - чувствовалось, что он не хочет ни с кем делиться своим горем.
- Неужели я больше ничего не могу для тебя сделать? - спросил я.
- Нет, Фрэнк, ничего. Если бы только ты принес мне письменные принадлежности и книги, если бы мне правда позволили ими пользоваться! Но никому не рассказывай, что я тебе сказал, ты ведь обещаешь не рассказывать?
- Обещаю, - ответил я. - Я скоро вернусь проведать тебя снова. Думаю, тебе уже будет лучше...
Не бойся того, что ждет тебя после выхода отсюда: у тебя есть друзья, которые будут трудиться для тебя, пылкие твои союзники..., - я рассказал ему о леди Дороти Невилл на ланче у миссис Джойн.
- Милая старушка! - воскликнул Оскар. - Очаровательное, блестящее, человечное создание! Она могла бы сойти со страниц романа Теккерея, но у Теккерея нет страниц столь чарующе изящных. Он приблизился к этому в «Эсмонде». О, помню, тебе эта книга не нравится, но она хорошо написана, Фрэнк, на красивом простом ритмичном английском языке. Музыка для слуха. Леди Дороти (как Оскару нравился этот титул!) всегда была ко мне добра, но Лондон ужасен. Я больше не смогу жить в Лондоне. Я должен уехать из Англии. Фрэнк, помнишь, ты говорил о Франции? - он положил руки мне на плечи, по щекам бежали слёзы, он горестно вздохнул. - Прекрасная Франция, единственная страна в мире, где заботятся об идеалах гуманизма и человеческой жизни. О, если бы я уехал с тобой во Францию, - слёзы потекли по его щекам рекой, мы сжали руки друг друга.
- Я рад был найти тебя в столь добром здравии, - снова начал я. - Книги у тебя будут, ради бога, не падай духом, я вернусь тебя проведать, и не забывай - на воле у тебя есть добрые друзья, нас много!
- Спасибо, Фрэнк, но будь осторожен, помни, что ты пообещал никому ничего не говорить.
Я согласно кивнул и направился к выходу. Зашел охранник.
- Разговор окончен, - сказал я. - Вы проведете меня вниз?
- Если подождете здесь минуту, сэр, - сказал охранник. - Я должен сначала его отвести.
- Я рассказал своему другу, - сказал Оскар охраннику, - как вы добры ко мне, - отвернулся и ушел, в моей памяти остался его взгляд и незабываемая улыбка, но когда он удалялся, я заметил, что он очень худ и сгорблен, в уродливой тюремной робе не по размеру. Я достал банкноту и спрятал ее в блокнот, который положили для меня на столе. Через две-три минуты вернулся охранник, и я вышел из комнаты, поблагодарив его за то, что он добр к моему другу, и рассказав, как отзывался о нем Оскар.
- Сэр, ему здесь не место, - сказал охранник. - Он похож на наших обычных сидельцев не больше, чем канарейка похожа на нахохлившихся воробьев. Тюрьма - не для таких, как он, и он - не для тюрьмы. Сэр, вы ведь видите, он такой нежный и волнительный, он - как женщина, их ведь обидишь, ничего такого и в виду не имея. Мне всё равно, что там говорят - мне он нравится. И говорит он красиво, правда, сэр?
- Да, правда, - сказал я. - Он - самый лучший собеседник в мире. Посмотрите в блокноте на столе, я оставил там для вас банкноту.
- Не для меня, сэр, я не могу ее взять, - в ужасе забормотал охранник. - Вы что-то забыли, сэр, вернитесь и заберите, пожалуйста. Я не решусь.
Невзирая на мои возражения, он заставил меня вернуться, и мне пришлось спрятать банкноту в карман.
- Сэр, вы ведь знаете, я не могу. Я был добр к нему не ради этого, - манера поведения охранника изменилась, кажется, он обиделся.